Американка - Хэдди Гудрич

ей тоже было приятно присутствие Доменико, хотя он сам чувствовал себя неловко. Доменико привык к темному дереву гостиной и к виски, а здесь его встретили яркий свет и чистый стакан с водой из-под крана. Он не произнес ни слова, пока я готовила Салли кашу с мясными консервами. Доменико нервничал, но был намерен дождаться Аниту. Наконец мы услышали, как в замке повернули ключи. Анита вежливо улыбнулась: она выглядела недовольной, однако хотела соблюсти приличия, спасти ситуацию любой ценой. Она велела мне приготовить соус и поставить воду на плиту. Затем повела Доменико в гостиную и с силой закрыла за ними дверь. Да, я должна была догадаться, что Анита не из тех, кто меняет свое решение.

Когда я чистила чеснок, зазвонил домофон. Обладатель бодрого южного голоса принял меня за Аниту:

— Привет! Пустишь меня, а то мороженое растает?

Я нажала на кнопку домофона, пошла в гостиную, робко постучалась и объяснила ситуацию.

— Что? — воскликнула Анита. — Ты открыла незнакомому человеку?

Но было поздно, чьи-то шаги уже раздавались на лестнице. Входная дверь со скрипом открылась, и на пороге появился высокий мужчина с невероятно яркими голубыми глазами, ранней сединой в волосах, в розовом поло с не по сезону короткими рукавами, потому что он прибыл на солнечный юг. В одной руке мужчина держал ведерко фисташкового мороженого, а в другой — букет тюльпанов.

— Эмилио, вот это сюрприз! — воскликнула Анита с радостным и несколько истеричным смехом.

«Мадонна, что же я наделала», — подумала я.

— Прости за вторжение, — произнес Эмилио, заметив у Аниты за спиной Доменико. — Если у тебя гости, я зайду в другой раз, никаких проблем.

— Об этом даже речи быть не может. Ты так долго ехал, я тебя не отпущу, пока ты не поешь. — Анита усадила Эмилио на кухне и велела чуть напряженно: — Фри, разморозь кальмары. А я поставлю цветы в вазу.

— Анита, я пойду, — раздался из коридора голос Доменико.

— Оставайся, в компании веселей, — сказала она, но по ее тону было понятно, что она имеет в виду другое. Чувствовалось, что любовь кузена тяготит ее, что Аните нужна свобода, воздух. Доменико попросил прощения за свой визит и вышел. Может, он получил то, что хотел, — какое-то подтверждение, а теперь ускользнул, чтобы продолжить любить Аниту в тишине, в ожидании, что любовь пройдет.

Несмотря ни на что, обед прошел спокойно и приятно. Ему сопутствовали свежий аромат тюльпанов и бурный энтузиазм Эмилио. Он не просто восхищался едой, но и хотел выучить названия блюд на диалекте. Эмилио старался правильно произнести их и по-доброму смеялся каждый раз, когда запинался. Он говорил почти как иностранец, и может, поэтому был мне близок. Анита вместо того, чтобы пустить в ход свой элегантный правильный итальянский, специально вставляла в речь диалектальные выражения и слова, словно желая подчеркнуть свою принадлежность к югу Италии. И это нравилось Эмилио. Аните была приятна его компания, я видела, как она расцвела. Анита была полна энтузиазма, любопытства, говорила о политике больше идеалистично, чем полемично, меньше спорила, забрасывала Эмилио вопросами о его поездках, а тот охотно и живо ей отвечал, рассказывая смешные истории одну за другой.

Умберто появился только к концу обеда, успел ухватить пару ложек мороженого, и этого ему хватило, чтобы сложить два и два. После того как Эмилио ушел, Умберто заметил:

— Молодец мама, ты перешла от моцареллы из гор Латтери к пармиджано реджано.

Я была уверена, что Анита издаст рык или сделает вид, что хочет ударить Умберто, но у нее было слишком хорошее настроение.

* * *

Гораздо легче было сообщить Марии Джулии, что, к сожалению, я не смогу прийти на ее вечеринку, чем сказать Аните, что меня пригласили отпраздновать карнавал со знакомыми Раффаэле.

— Приятный вечер в компании каморристов? — с иронией спросила она.

— Он не такой.

— Ты все еще в это веришь, Фри?

— Анита, прошу тебя, — сказала я тихо. — Мы никуда не можем сходить вдвоем.

Ее лицо на мгновение смягчилось, но тон остался строгим:

— И когда эта вечеринка?

— Завтра вечером.

— После нее он проводит тебя домой?

— Да.

— И какой костюм ты собираешься надеть?

— Не знаю.

Анита вздохнула, не скрывая недовольства, но сразу взялась за дело. Она велела мне идти за ней в ее комнату, где распахнула шкаф и опустошила ящики. Видимо, решила использовать всю женскую изобретательность. Юбки, рубашки, шарфы, — все бросила на кровать. После минутного раздумья она выудила черную юбку с пайетками и черную рубашку с вышитыми цветами. Анита их надевала, когда мы ездили танцевать в «Калимера», но я сомневалась, что она это помнила. Анита велела мне примерить одежду прямо тут.

— Ты немного похудела, — отметила она недовольно.

И правда, ее вещи мне оказались сильно велики. Той ночью на дискотеке Анита словно заполнила одежду изгибами тела, но на мне эти вещи смотрелись смешно. Ощущение собственной несуразности усилилось, когда она поставила меня перед зеркалом трюмо, обернула мою шею бирюзовыми бусами в несколько рядов и приложила к ушам сережки, которые сверкали, как наши шлепанцы. Я стала похожа на шута, однако не собиралась сдаваться.

— Можно я возьму пояс? — Я нашла в куче одежды широкую красную ленту. Она изящно обтянула мою талию, подчеркнув форму юбки-колокола и область груди.

— Какая ты красивая, — заметила Анита. — Похожа на танцовщицу фламенко.

— Я похожа на испанку?

— Конечно, почему нет.

Я расчесала волосы, сделала пальцами прямой пробор и собрала волосы в хвост. Рядом с зеркалом стояла ваза с гвоздиками цвета фуксии — цветы от Эмилио.

— Ты не против, если завтра вечером я возьму пять или шесть гвоздик?

— Ну что за формальности! Бери все, что тебе нужно. Но куда ты хочешь их приколоть?

Следующим вечером мы сели в машину брата Раффаэле. Мой парень нахмурил лоб.

— Красивые цветы в волосах, но зачем тебе эта монобровь?

— Я мексиканка.

— Не понял, мексиканки что, такие волосатые?

— А что, мне не идет?

— Идет, — ответил он с кривой улыбкой, — ты прекрасно выглядишь.

Я смутилась. Первый раз он сделал мне комплимент так открыто. Я боялась, что он только подшучивает надо мной: сегодня карнавал и можно шутить сколько хочешь и над чем угодно. И все-таки нет, он говорил искренне. Комплимент словно случайно у него вырвался, и, казалось, ему самому стало от этого неловко. Раффаэле отвел взгляд и завел машину.

Раффаэле тоже сегодня прекрасно выглядел. Он нарядился гангстером. На нем была белая шляпа с черной ленточкой, как у мафиози. Серый костюм, который я никогда раньше не видела, сидел на