Пламя в моем сердце - Рита Трофимова

расстроить тебя, боялся, что вмешаешься и наломаешь дров. Думаю, не стоит лезть к детям со своими советами. Я почему-то уверен, что Лина — отличная воспитательница и без труда справится с этим бездельником. Так пусть разбираются сами.

Он посмотрел на неё проницательным взглядом, от которого Эле сделалось немного не по себе.

Какой же идиоткой она ощутила себя в тот момент. Он что же, и про стычку Жанной у себя в кабинете догадался? Или эта дурочка успела доложить ему всё не в лучшем виде? Иначе к чему эти слова про импульсивность и несдержанность?

— И давно ты об этом знаешь? — выпалила Эла, но тут же поправилась. — Ну, что Лина и Филипп на даче?

— Около недели.

— Вот как? Нет, определённо, я чувствую себя совсем никудышной матерью! — Эла напряглась от непрошенных мыслей, чувствуя, как от лица отливает кровь и холодеют ладони: «Даже Эдик волнуется за сына, а я как мать ни разу за эту неделю толком не созвонилась с дочерью и, как всегда, узнала обо всём последней. Хорошего же Эдик мнения обо мне».

— Да брось. Это я чувствую себя никудышным отцом. Эла, я так благодарен тебе за мудрые советы. Если бы не ты… — Он тяжело вздохнул, качая головой. — Я провёл небольшое расследование и сделал соответствующие выводы. Мне нужно было прислушаться к словам сына и встать на его защиту, а вместо этого я указал ему на дверь, повёлся на жалкую писульку престарелого кляузника и подписал приказ об отчислении.

— Всё же я была права. И этот выживший из ума профессор решил напакостить тебе через Филиппа. Но как ты узнал, что Филипп и Лина на даче?

— Я беспокоился, искал его в сквоте, связался с председателем дачного посёлка и вскоре узнал от охранника на КПП, что тот видел Филиппа с дочкой Альтман. На днях я говорил с сыном и предложил ему восстановиться в университет. Мне показалось, что он с радостью воспринял эту новость. Я так ошибался, я… — Эдик снова тяжко вздохнул. — Всё же нужно уметь отвечать за свои ошибки и вовремя их исправлять.

— Любимый, ты всё правильно сделал. — Эла положила голову на плечо Эдика и сжала его ладонь. — Но как Филипп проник в дом?

— Опустим эти мелочи. Он нашёлся, жив и здоров и хочет всё исправить. А это главное!

— Я рада, что всё так. И знаешь, наши дети и правда встречаются. Это из-за него Лина учинила скандал и отказалась лететь в Германию. Мы с мамой были в таком шоке. Она ведь всегда была послушной девочкой, а тут как с цепи сорвалась.

— Ну что ж, остаётся только молиться за них, — с улыбкой протянул Эдик. — Если у них и правда всё получится, то будет весьма интересно. И дети, и родители вместе — семейный круг замкнулся. Только прошу, не мешайте им!

У Элы голова шла кругом от изобилия эмоций. Выходит, Эдик прекрасно видит её отношение к Филиппу. Её недоверие и сомнения. «Но что-то с Филиппом не то, —назойливо зудела мысль. — Сложный он мальчик и со скелетами в шкафах». — Отчего-то Эла была уверена в этом и с каждым днём всё больше беспокоилась о дочери. Не хотелось, чтобы на долю Лины выпала такая беда, как воспитание проблемного парня. Наверняка он и травкой балуется, да и компания у него подобралась соответствующая. Однако как быть с Эдиком? Не говорить же ему в лоб, что его сын, мягко сказать, шалопай и недостоин Лины.

К несчастью у Элы были и другие переживания. Она не на шутку волновалась перед предстоящим знакомством с родителями Эдика и ничего не могла с собой поделать. За день до похода в гости нервы совсем расшатались. Ночью она почти не спала, лежала, глядя в потолок, и тщетно пыталась унять бесконтрольный трепет. Заснула только под утро, будто провалилась в яму и снился ей чудной сон…

Громко играет музыка, в зале тусуется народ: парочками, в одиночку. Кто-то танцует, кто-то просто болтает, держа в руках фужеры с шампанским и время от времени прикладываясь к ним губами. В центре зала накрыт праздничный стол: длинный и узкий, с множеством блюд и бутылок. Однако за ним никто не сидит, только одна Изольда. И неотрывно следит за Элой, хищно щуря маленькие глазки. От её сканирующего взгляда Эле делается совсем не по себе. Руки взволнованно дрожат, движения становятся неловкими, угловатыми, аж самой противно. До того противно, что хочется выпить. Люди шепчутся по углам, искоса наблюдая за Элой. Ну и плевать на Изольду и её окружение. Эла шагает к столу, ехидно улыбаясь Изольде.

— А вы, мама, чего заскучали? Выпьем, потанцуем? — Эла хватает со стола бутылку с наклейкой «Русская водка» и хлещет из горлышка.

По залу проносится возмущённый гул голосов:

— А невестка-то не прочь горло водочкой промочить.

— Какой стыд.

Эла проснулась внезапно в холодном поту и села в постели, в ужасе оглядываясь по сторонам. «Слава богу, это всего лишь сон, дурной сон, — вздохнула с облегчением, и снова откинулась на подушку. — И чего только не приснится! Это всё Эдик виноват, чтоб его! Совсем застращал». Правда, шутя, между делом, замечая её беспокойство, хоть и не слишком явное.

— Эла, ну что ты так разволновалась, — успокаивал он её во время недавнего обеда, умело нарезая столовым ножом кусок шницеля. — Не раков же в сметане она приготовит. — Он говорил про предстоящий визит к родителям.

— Да брось, Эдик, — оправдывалась Эла. — Дело не только в столовом этикете. Просто я не представляю реакцию твоей матери. Помню, она не сильно меня жаловала.

— Не накручивай себя. Это неразумно. Успокойся и просто будь собой.

— Раки в сметане, надо же, — задумчиво бормотала она, угрюмо ковыряясь в тарелке. — И как это едят? Неужели руками?

— Конечно, руками, как же ещё. Между прочим, деликатес! В последний раз мама готовила это блюдо в прошлом году. Мы уминали его так, что за ушами трещало. — Он подмигнул ей, хитро посмеиваясь. — Помню, как самый большой рак встал на дыбы и говорит: «Ну что, сатрапы, сметаны с плотью возжелали?»

Эдик произнёс эти слова намерено осипшим голосом, явно желая её развеселить. Вот только Эле было вовсе не до смеха.

— Эдик, ну пожалуйста… —