Опасный маркиз - Минерва Спенсер

Он улыбнулся и взял ее за руку:

— Ты прекрасна, моя милая.

— Спасибо, папа, — улыбнулась девочка и стала еще прекраснее.

— Папа? — Из-за спины Евы вышли Кэтрин и Мелисса с робкими и милыми улыбками на лицах.

— Боже милостивый! — пробормотал Адам.

Что-то в груди мешало ему сказать больше.

— Мия помогла нам подобрать цвета, — сказала Мелисса, одетая в бледно-желтое платье, на фоне которого ее песочные волосы и веснушчатое лицо казались золотистыми.

Адам взглянул на младшую из девочек, чьим отцом он не был и знал об этом, и взял кончиками пальцев за округлый подбородок.

— Ты хорошенькая, как лютик, и выглядишь такой взрослой. — Он повернулся к Кэтрин. — А тебе очень идет белое — совсем невеста.

Ева и Кэтрин, унаследовавшие от них с Вероникой темные волосы и цвет глаз, обещали стать красавицами, как их мать. Адаму оставалось лишь надеяться, что от матери им досталась только внешность.

* * *

Адам получил от этого вечера гораздо больше удовольствия, чем ожидал. Ему понравилось не столько само представление, сколько радость, которую оно принесло его дочерям. Они пили лимонад в своей личной ложе вместе с внучкой леди Хаммерсмит и несколькими другими знакомыми молодыми дамами. Окружающие наверняка сочли странным, что он взял с собой Еву и Мелиссу — совсем еще девочек, но Мия убедила его, что им полезно будет ненадолго выйти в свет, и Адам с ней согласился. Его настолько очаровал восторг девчонок по поводу спектакля, что он жалел, что Мия его пропустила, хотя ее присутствие в ложе повлекло бы за собой неловкость, по крайней мере для него.

Когда они вернулись домой, в передней их встретил не только дворецкий Бетсон, но и Сейер с горничной его жены, словно они все ждали его возвращения. Адам удивленно посмотрел на Сейера и заметил, что всегда невозмутимый камердинер несколько взволнован.

По спине пробежал холодок страха.

— Ждите меня в кабинете, — приказал он Сейеру и Лавалль.

Казалось, конца не будет восторгам, уверениям в любви и пожеланиям спокойной ночи. Наконец девочки разбрелись по своим комнатам, и, дав Бетсону знак следовать за ним, он направился в кабинет, где перед большим столом его уже ждали встревоженные слуги.

— Что случилось, Сейер?

— Милорд, — начал камердинер, бросив нервный взгляд на француженку, — э-э… мадемуазель Лавалль нашла письмо на ваше имя, когда недавно заглянула к леди Эксли. Она, э-э… — Он с мольбой посмотрел на горничную, но та проигнорировала его взгляд. — Э-э, по всей видимости, леди Эксли уехала, милорд. — Сейер протянул хозяину запечатанную записку на личной почтовой бумаге Мии с вензелями.

Адам опустился на стул, опасаясь упасть. Записка в руке казалась ему едва ли не смертным приговором и распечатывать ее он почти боялся.

Все повторялось, словно какой-то нескончаемый кошмарный сон.

— Присядьте, — сказал он слугам, в тревоге застывшим у стола.

Почерк у его жены был совершенно детский — такой могла иметь женщина, которой мало доводилось писать. Были здесь какие-то пятна и чернильные кляксы, словно ее совсем не заботило, как будет выглядеть это послание.

«Адам, ты даже представить себе не можешь, как я сожалею о том, что вынуждена сделать. Никакие слова не смогут улучшить эту новость: я ухожу от тебя, потому что у меня нет другого выхода. Я не могу сказать, почему ухожу и куда направляюсь, иначе ты меня остановишь, а это недопустимо.

Я оставляю тебя не потому, что не люблю или хочу этого, а потому что должна.

Как только я покончу с делом, ради которого ухожу, непременно вернусь к тебе. Ты наверняка будешь тревожиться о ребенке, которого я ношу, и бояться, что ему причинят вред.

Пожалуйста, знай: я буду оберегать нашего нерожденного ребенка и твоего наследника, как только смогу.

Надеюсь, ты сможешь простить меня, но даже если нет — я пойму.

Твоя жена Мия».

Адам перечитал записку несколько раз, опасаясь, что упустил что-то важное, какой-то существенный фрагмент информации.

Он взглянул на слуг. Похоже, весь его вид выражал полнейшую растерянность. Наконец заговорил Бетсон. Обычно чинный дворецкий был бледен и подавлен.

— Милорд, мне тяжело говорить вам об этом.

— Что такое, Бетсон? — Адам не представлял, как ему удалось спросить это спокойно, в то время как внутри он разрывался на куски.

— Сегодня днем, когда я отправил Карлсона с поручением, он видел леди Эксли довольно… бурно обсуждавшей что-то с… неким человеком.

— Человеком?

— Да, милорд, с мужчиной.

Адам нахмурился, его бросило в жар.

— И что с того?

Бетсон сглотнул:

— Они обсуждали что-то с большим… пылом, милорд. Со стороны Карлсона это было неправильно, но он задержался и подобрался поближе, чтобы… э-э, говоря откровенно, милорд, он подобрался достаточно близко, чтобы подслушать разговор леди Эксли и молодого человека.

Бетсон опять умолк, и Адам выкрикнул, напугав и себя, и остальных присутствующих:

— Черт побери, да не тяни ты!

— Карлсон сказал, что они не все время говорили по-английски — еще по-французски и на каком-то другом языке. Карлсон не все смог разобрать, но точно слышал слово «выкуп».

Адам молча смотрел на дворецкого, и тот продолжил:

— За кого выкуп, какой — он не смог понять, но ее милость очень переживала за кого-то по имени Габриель.

— Габриель?

Бетсон кивнул:

— Да, милорд, вроде бы так.

Адам взглянул на записку: там определенно никакой Габриель не упоминался.

— Это все, что Карлсону удалось услышать?

Бледные щеки Бетсона покраснели как яблоки.

— Бетсон, если ты сейчас же не расскажешь мне абсолютно все, я тебя уволю! — пригрозил маркиз, и эти тихие слова напугали дворецкого куда больше.

— Они собирались встретиться сегодня ночью в «Черном лебеде», милорд.

Черт побери! «Черный лебедь» — самый сомнительный постоялый двор в Брайтоне. Не раз его обыскивали сборщики пошлин. До обысков он был, пожалуй, самым известным местом встречи контрабандистов — все знали, что в его подвалах хранится контрабанда.

— Приведи сюда Карлсона.

Когда дворецкий вышел, Адам обернулся к остальным слугам.

— Кому-то из вас есть что добавить к этому?

— Только то, что госпожа взяла с собой очень мало своих вещей, милорд, — сказала француженка, неодобрительно скривив узкое лицо, словно в побеге Мии был как-то повинен ее муж.

— Можешь идти.

Лавалль поднялась и с явной неохотой покинула комнату.

Адам снова плюхнулся в кресло и взглянул на Сейера.

— Когда мы поговорим с Карлсоном и он опишет нам того мужчину, ты отправишься на постоялый двор и выяснишь, когда они уехали и куда направились.

Сейер кивнул, как всегда, с непроницаемым видом. Адам невольно задался вопросом, о