Император ярости - Джаггер Коул

чтобы заманить Кензо и Така в тот дом в районе Камигё, где на них напали. Так сбежал… а Кензо был похищен, прежде чем Анника и я вернули его целым и невредимым… и теперь Валон, черт возьми, мертв. Я видел кровь в доме, от того, как Улкан его изрезал. Полиция нашла его чертово тело, ради всего святого.

— Как? — шиплю я, глядя на Кензо.

Он стискивает зубы, когда мы мчимся на бешеной скорости по извилистым горным дорогам к замку Сакамото, туристическому месту, куда направлялись Фрея, Анника, Так и Хана.

— Начальник Хазиме был подкуплен, — выплевывает он. — Я только что был в участке. — Он бросает на меня испуганный взгляд. — Они так и не нашли тело Леки.

— Черт, — рычу я. — И он жив?!

Я сжимаю кулаки.

Валон жив. Кензо беспокоится, что Валон охотится за Анникой.

А Фрея с ней.

Моя челюсть сжимается, когда Кензо разгоняет машину еще быстрее, лес вокруг нас превращается в размытые полосы зелени и черноты. Мой разум мечется, в голове мелькают образы Фреи — ее улыбка, ее смех, огонь в глазах. То, как она подталкивает меня, бросает мне вызов, заставляет меня хотеть того, чего я всю жизнь избегал.

В этот момент страх потерять ее всепоглощающий.

— Скажем так, он не подтвержден мертвым, — шипит Кензо, крепче сжимая руль и бросая на меня взгляд. — Этого достаточно, чтобы я волновался, когда моя жена отправляется на прогулку и не отвечает на…

— КЕНЗО!

Я сначала вижу следы заноса на дороге. Затем исковерканный, изуродованный металл. Кензо ругается, крутит руль в сторону и резко тормозит. Я стискиваю зубы, хватаясь за ручку двери, когда Porsche поднимается на два колеса. Запах горелой резины наполняет воздух, когда он резко возвращает руль, ставя нас обратно на четыре колеса, прежде чем машина останавливается в нескольких сантиметрах от исковерканной груды разбитых мотоциклов.

О Боже…

На мгновение вижу только огонь. Чувствую только запах дыма, когда мой дом горит, смешанный с медным запахом крови моей семьи в воздухе и вкусом садового шланга во рту.

— АННИКА!

Рев Кензо вырывает меня из черной дыры моего прошлого. Я выскакиваю из машины, бросаясь туда, где он присел рядом с исковерканным неоново-розовым, пурпурным и черным мотоциклом, на котором Анника ездила с тех пор, как приехала в Киото.

Черт.

— Кензо!

Как только моя паника достигает предела, я слышу голос Такеши позади нас. Мы оба оборачиваемся, и я вижу, как мой кузен хромает из-под кустов на обочине дороги, кровь течет из его плеча. Он обнимает Хану, которая держится за глубокий порез на лбу.

ЧЕРТ.

Кензо и я бросаемся к ним, помогая Таку усадить Хану на землю.

— Они забрали ее! — выпаливает Хана, ее широкие, испуганные глаза поднимаются на Кензо. — Кензо, они забрали Аннику!

— Кто?!

— Лека! — гримасничает Такеши. — Кензо, этот ублюдок все еще жив, и с ним менеджер бизнеса Соты, Тенган.

Не то чтобы я не волновался за Аннику. Я волнуюсь.

Но кто-то другой заполняет все мои мысли, когда я резко поворачиваю голову, мои глаза мечутся повсюду, ища хоть малейший след от нее.

Где, черт возьми, Фрея.

Мои глаза возвращаются к мотоциклу, на котором она ехала, лежащему исковерканным и наполовину обернутым вокруг ограждения.

— Они ударили нас фургоном, выбили всех, а затем затащили Аннику внутрь…

— Фрея!

Имя вырывается из моего горла, хриплое и напряженное. Глаза Ханы устремляются на меня, на ее лице читается беспокойство, когда она указывает на ограждение, вокруг которого обернут мотоцикл.

— Она перелетела через него!

Я больше ничего не слышу. Мое тело движется на инстинктах, я бегу через дорогу, перепрыгиваю через ограждение, скольжу вниз по откосу, пробиваюсь сквозь ветки и кусты.

— Фрея! — кричу я, мой голос хриплый, треснувший от страха. — Фрея! Ответь мне!

Никакого ответа. Никакого движения. Только удушающая тишина.

Бегу быстрее, рвусь сквозь деревья, продираюсь сквозь кусты, дыхание становится прерывистым. Я не могу думать, не могу обрабатывать ничего, кроме необходимости найти ее. Мои глаза мечутся вокруг, ища любой знак, который скажет мне, что она жива.

Затем я вижу это.

Вторая половина ее мотоцикла, исковерканная и изуродованная, лежит у дерева. И всего в нескольких футах от нее, под тенью ветвей, я вижу ее.

— Фрея.

Я произношу ее имя, бросаясь к ней. Колени ударяются о землю, когда я опускаюсь рядом с ней, мои руки дрожат, когда я касаюсь ее лица. Она бледная, ее тело свернулось, как будто пытаясь защититься от мира.

Ее шлем лежит расколотый в нескольких футах от нее. Тыльная сторона ее рук красная и покрыта волдырями от солнца, где она сжимает свою порванную куртку, пытаясь укрыться ею. Но она двигается.

Ее глаза открываются, и когда она видит меня, слабая улыбка появляется на ее губах.

— Мал…

Я выдыхаю, моя грудь сжимается от облегчения. Она жива.

Не думая, снимаю свою куртку и накидываю ее на нее, защищая от солнечного света, проникающего сквозь деревья. Я прижимаю ее к себе, держа у своей груди.

— Я здесь, — шепчу, мой голос грубый от эмоций. — Я с тобой.

Фрея цепляется за мою рубашку, ее тело дрожит, когда она прижимается ко мне. Ее дыхание теплое у моей шеи, слабое, но ровное.

— Я думала… Я думала, что…

— Нет, — рычу я, прерывая ее. Мои объятия становятся крепче, яростные и защитные. — Ты никуда не уйдешь. Ты не можешь.

Держу ее близко, мой разум уже думает о том, как доставить ее в безопасное место и убедиться, что с ней все в порядке. Я прижимаю губы к ее виску, слова вырываются прежде, чем могу их остановить.

— Я никогда тебя не отпущу.

С Фреей на руках поднимаюсь обратно по откосу, мое тело работает на чистом адреналине. Когда мы достигаем вершины, Кензо разговаривает по телефону, отдавая приказы о подкреплении и медицинской помощи. Ничто из этого не регистрируется.

Все, на чем я могу сосредоточиться, — это она.

Фрея все еще на моих руках, под моей курткой. Ее дыхание поверхностное, но она жива, и это все, что имеет значение.

Мой страх не утих. Наоборот, он усилился. Мысль о том, что ее могут забрать у меня, что она снова может пострадать, — это пугает и терзает так, что я даже не могу выразить словами.

Я смотрю на нее, эмоции накрывают меня, как волна. Я так долго боролся с этим — боролся с ней — говоря себе, что она кровь врага, что я ненавижу ее за это. Но это все ложь.

Я забочусь об этой женщине