Целительница из Костиндора - Теона Рэй

– нашинкованная капуста. В глиняной кружке что-то похожее на чай, но пахло прелым сеном. Пришлось попробовать, чтобы понять – на вкус тоже как сено. Никакой надежды на нормальную еду – даже люди здесь питаются плохо.

Пообедать я все же не отказалась. Представляла, что жую говядину, но глотала быстро, чтобы не почувствовать вкуса. Впереди долгая поездка в родовое гнездо, нужно набраться сил.

Мы с отцом, расслабившись, перестали видеть друг в друге чужаков, и беседа стала похожей на разговор старых друзей. Я рассказала ему о своем детстве, о Клавдии и о встрече с Хари. Он слушал внимательно, хотя, конечно, и так знал обо мне почти все.

– А потом произошло странное, – сказала я, погрустнев. – Во время суда я видела, как с моих пальцев сорвался черный дым, и завеса тут же пришла в движение. Погибли люди, сгорели дома. Я не хотела, чтобы такое случилось.

– В тебе всегда будет кровь демонов, Анкари. И когда тебе стало по-настоящему плохо, стражи границы отреагировали. То, что в этот же момент в деревню пришли мы, чистая случайность. Мы в тот день обсуждали вероятность, что Риддл выжил, и отправились на его поиски. Знали бы, что Хари его пленила, а не убила, нашли бы его раньше.

– Когда я пряталась в овраге, кто-то из Безликих меня заметил, – вспомнила я. – Это был ты? На лошади был ты? Подожди, не отвечай. Не хочу слышать ответ. Забудем, папа.

– Забудем, – эхом отозвался он. – А в гости я буду приезжать, но в темное время суток.

Я взяла его руки в свои, и мы переплели пальцы, обменявшись улыбками.

Чуть позже за мной зашел Риддл. Пообещал своему советнику доставить меня в родовое поместье в целости и сохранности, подождал, пока мы наобнимаемся напоследок, и сказал, что пора выезжать. Я рассчитывала отправиться в дорогу следующим утром, но так даже лучше: не придется слишком долго мучиться догадками насчет того, как меня встретят родственники.

Путь, по словам Риддла, должен был занять около одного дня. Небо, столетиями загрязняемое выбросами пепла, не пропускало солнечный свет, и, сколько я ни старалась, никак не могла научиться определять время суток.

На туманных лошадях, которые вели себя совсем как настоящие, мы покинули горную местность. Дальше повсюду встречалась одна и та же картина: поля, залитые огненными реками, черная, потрескавшаяся земля. Некоторые расщелины оказались такими широкими, что их второго края ни за что было не разглядеть.

То и дело где-то вдалеке слышались раскаты грома и грохот земли из-за очередного выброса лавы. Тогда я вздрагивала, испуганно осматривалась, но, видя, каким спокойным остается Риддл, вновь уходила в себя. Копалась в своих мыслях, раскладывала их по полочкам.

Например, воспоминания обо всех празднованиях Нового года. Бабуля никогда не ставила и не наряжала ель, но на стол собирала вкусности. Она пекла чудесные пирожки с картошкой, закрытые пироги с вишней, а какие вкусные у нее получались фаршированные перепела! Мы ели и болтали, бабушка рассказывала мне выдуманные истории о драконах и леших, о кикиморах и мороках. Убаюканная ее ласковым голосом и треском поленьев в печи, я засыпала. Так проходили почти все праздники, которые мы всегда проводили только вдвоем. Даже когда Лукерья еще жила с нами, мы все равно оставались одни: у Лукерьи были подруги, и она уходила к ним.

Эти воспоминания я спрятала в отдаленном уголке души, чтобы никогда не потерять.

Тогда я знала, как жить. Летом и осенью мы с бабулей с утра до ночи пропадали в лесу. Заготавливали травы и коренья, ягоды и грибы. Весной, в те годы, когда земля обещала быть плодородной, мы засаживали огород овощами. Благо бабуля всегда заранее знала, когда земля даст пищи, а когда нет. Зимой занимались тем, что постоянно кого-то лечили, скучать не приходилось. Лютые морозы и сильнейшие бураны ослабляли и без того неважное здоровье соседей, а в особенности детей. То рожает кто – бежишь помогать разродиться. Не я, конечно, бегала – меня в дома мало кто пускал, но я всегда была начеку, мало ли, позовет кто. То лихорадку подцепят, то сыпь, то язвы… Люди и впрямь слабые, в этом моя мать права.

Но зато раньше я знала, как жить. Каждый день был расписан. А теперь нет. Мое будущее затянуто серой пеленой, за которой меня ждет неизвестность.

Под мерный цокот копыт меня укачало от созерцания однотипного пейзажа. Вскоре мне наскучило разглядывать бесконечные лавовые реки да трещины, и я прилегла на шею лошади. Как раз в этот момент впереди показались дома.

– Это деревня? – Я вскинулась, неверяще всматриваясь вдаль.

– Человеческая, – подтвердил Риддл. – Хочешь заехать?

– Очень! – радостно воскликнула я.

Я нетерпеливо пришпорила лошадь, и та поскакала рысью. Я уже видела, как живут демоны и их слуги, а вот в каких условиях обитают другие люди, даже представить не получалось.

Небольшие избы, похожие скорее на короба, оказались сплошь каменные, с крышами, покрытыми тонкими листами железа. В окнах – пустота, двери из металла. Но я заметила и несколько бревенчатых жилищ, самых обычных, как в Костиндоре.

– Ни одного огорода, – пробормотала я печально.

На покрытой пеплом земле ничего не вырастить, я понимала это, но в голове все равно не укладывалось, как можно так жить.

Наши лошади процокали по широким улицам. Пустынным и тихим. Ни следа человека, ни голоса.

– Где все? Они ушли?

– Не знаю. Когда я был здесь в последний раз, деревня была оживленной. За три года могло произойти что угодно.

– Почему бы вам, демонам, не отправить людей за завесу, Риддл? – спросила я с надеждой. – Там им будет лучше, чем здесь. Может, хватит их удерживать?

Из-под капюшона донесся смех.

– Их никто не удерживает, Анкари. Все, кто хочет уйти, покидают эти места. Жители этой деревни, вероятно, тоже давно переселились на человеческие земли.

– Тогда я совсем ничего не понимаю! Почему твои слуги остались? А другие люди? Они же могут собрать вещи и уйти через границу, она ведь совсем рядом, я ее отсюда вижу.

– Если что-то кажется правильным тебе, это не значит, что так же считают все остальные. Ты должна была это понять на примере твоих родителей: Катарина не может допустить и мысли, чтобы уйти к людям, а Даламар только об этом и мечтает. Демоны, пришедшие из-под земли много веков назад, уже давно разделились: все,