Искупление - Элизабет фон Арним

– Мне следовало вас предупредить, – рассеянно отозвалась Милли, обводя взглядом холл. Рыцарские доспехи, старинные напольные часы, терракотовые вазы с папоротниками в плетеных корзинах – все было здесь, каждый предмет на своем месте, хотя с тех пор, как она видела их в последний раз, прошли миллионы лет. Ноздрей ее коснулся слабый запах Эрнеста: его пальто, макинтошей, сигар. Милли протянула руку и ухватилась за вешалку для шляп, чтобы удержаться на ногах. Ее снова шатало, как выразился Джордж.

– Да, мэм. Мы очень беспокоились о вас, мэм. А миссис Алек…

– Я хочу лечь в постель, – прервала ее Милли, держась за вешалку.

– Да, мэм. Как рано, мэм?

– Сейчас же, пожалуйста.

– Да, мэм…

– И я не хочу никаких…

Но кто это медленно, с неохотой вышел из кабинета Эрнеста? Кто это с красными пятнами на скулах? Рут?

Да, то была бедняжка Рут, для которой неожиданное возвращение Милли стало последней каплей, переполнившей чашу, еще одной неприятностью этого злосчастного дня. Почему, спросила она себя, когда увидела в окно, кто сидит в машине, из всей семьи именно ей выпало пережить эту ужасную встречу? Рут сотрясала дрожь. Нет, ей с этим не справиться. Она слишком стара. Это несправедливо. Но после недолгой внутренней борьбы она заставила себя сделать то, чего, по-видимому, от нее ждали: исполнила свой долг. Рут вышла в холл и выступила вперед, внешне чопорная, твердая, исполненная достоинства, хотя внутри у нее все дрожало. Сцепив руки перед собой, она проговорила:

– Добрый вечер.

Милли смотрела на нее, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли.

Рут. Вторая часть прелюдии, первыми тактами которой стал Джордж.

Что ж, хорошо. Она согласна. Не ей выбирать, в каком порядке прозвучат отрывки музыки, ради которой она вернулась. Однако в доме, похоже, полным-полно Боттов; жаль, что нельзя сразу же отправиться в постель. И стоило Милли взглянуть на Рут, в голове ее тотчас зазвенела нелепая мелодия: «Всюду музыка следом за ней». Да, это, кажется, вторая строка, а как же звучала предыдущая, первая?.. «У нее на пальцах Ботты, а на туфлях тоже Ботты»[32] – так вроде бы? Нет, конечно, там были другие слова, никаких Боттов.

– Здравствуй, Рут, – произнесла она вежливо. – Какая же огромная у нас семья, правда? – И лишилась чувств.

Глава 11

Братья договорились собраться у Джорджа лишь в девять вечера, но Милли он сказал, что встреча назначена на семь, чтобы под этим предлогом отделаться от нее. Джордж высоко ценил добродетельных женщин, его огорчило, что та, кому он верил, кем восхищался, оказалась вовсе не такой. Милли не только опозорила семью, но и необычайно его расстроила.

Джордж не поехал домой на такси, как говорил Милли, ему требовалось время, чтобы поразмыслить, прежде чем ринуться навстречу своей жене, наделенной таким запасом здоровья и живости, что, возвращаясь к ней после дневных трудов в Сити, он всегда испытывал чувство, будто стоит на краю обрыва и медлит, перед тем как броситься в бездну.

Иногда ему казалось, что он предпочел бы более тихую жену, но думать об этом теперь уже не имело смысла. Прежде Милли представлялась ему женщиной, которую мужчина хотел бы видеть, возвращаясь домой, но это лишь показывало, как он теперь понимал, что ни в чем нельзя быть уверенным. Его жене, когда их единственный ребенок пребывал в школе, нечем было себя занять, а потому к концу долгого, проведенного в праздности дня, когда измотанный Джордж возвращался домой, она встречала его пугающе свежей и готовой на все. Что до Джорджа, то у него хватало сил лишь поужинать, тихо выкурить трубку и завалиться спать, и неуемная живость жены вызывала у него досаду. Он никогда не говорил ей об этом и не сетовал у нее за спиной, поскольку ни один Ботт еще не жаловался на свою жену, теперь же, когда ему стало известно, что пришлось вытерпеть бедному Эрнесту со своей, с позволения сказать, супругой, Джордж решил, что вполне доволен собственным браком. Может, Нора и шумная, и чересчур здоровая, зато верна ему. Неверность жены выбивает у мужчины почву из-под ног, сказал себе Джордж. Он шел домой и неторопливо размышлял о том, что бы произошло, окажись его жена изменницей.

Остальные братья за исключением разве что Берти, которому никогда особенно не нравилась его супруга, тоже словно заново оценили своих жен: Фред в тот же день купил Мейбл новый кулон, а Алек подумывал подарить что-нибудь Рут – возможно, новый гараж, который пришелся бы ему самому как нельзя кстати, ибо нынешний, слишком тесный, доставлял массу неудобств. А пятеро мужчин, которые приходились мужьями сестрам Ботт, рады были тому, что их спутницы жизни вполне надежны, и не мучили себя вопросом, чего от них ожидать.

«Женщине вовсе ни к чему быть слишком привлекательной», – сказал своей жене один из тех мужчин по поводу случившегося (обронил опрометчиво, словно говорил с братом, но именно такого рода замечания и не выносили женщины семейства Ботт теперь, когда Милли оказалось той, кого в Библии называют «мерзостью перед Господом», «ужасом и посмеянием»)[33]. Привлекательная, привлекательная, и что в ней такого привлекательного? Муж, неосторожно обронивший это слово, как если бы говорил с братом, ответил, что не знает, а если подумать, вообще не понимает, как это пришло ему на ум. Те пятеро мужчин, что женились на сестрах Ботт, были люди занятые и не могли попусту тратить время на домашние раздоры. Всегда, во всякое время спешили они умилостивить своих жен.

Джордж по пути домой к своей жене твердо решил, что прежде, чем расскажет ей новости, поужинает, но Нора уже поджидала его у окна столовой и, как только он показался, выбежала ему навстречу с развевающимися на ветру волосами, чтобы поделиться новостями. Все уже знали о Милли. За то короткое время, что понадобилось Джорджу, чтобы дойти от вокзала до дома, успела позвонить горничная с Мандевилл-Парк-роуд, а тотчас следом за ней и Рут, после чего все принялись звонить знакомым, передавая друг другу услышанное.

– Какое облегчение, Пордж! – воскликнула Нора, отчего-то упорно называя его этим именем, и крепко обняла мужа. – Разве это не восхитительно?

– Ты говоришь так, словно речь идет о каком-то пикнике, – проворчал Джордж, пока жена снимала с него плащ. Он предпочел бы сделать это сам, но бессмысленно было и пытаться – стоило Норе с ее неукротимой энергией за что-то взяться, остановиться она уже не могла, как не может