Искупление - Элизабет фон Арним

– Милли, – ответил Джордж в твердом намерении произнести имя невестки естественно и небрежно, однако слово вырвалось у него с рычанием.

– Ах да. Думаю, прекрасно. То есть нет, я хотела сказать, она выглядит усталой. – Рут склонила голову над тарелкой и задумалась, насколько же должна состариться женщина, чтобы ее наконец оставили в покое и не втягивали в неприятности.

– Бедняжка Милли, – с жаром подхватила Нора. Ей страстно хотелось поговорить о невестке, услышать, что думает Рут, что сказала, как выглядела Милли, но из-за слуг приходилось помалкивать и ждать целую вечность. «Вот если бы собак можно было обучить прислуживать за столом!»

– Через день-другой она оправится, – обронил Джордж с рассеянным благодушием в голосе и принялся выстукивать пальцами по столу ритм какой-то песенки, но затем вспомнил, что вдове требуется больше времени, чтобы оправиться: едва ли тут обойдешься одним-двумя днями.

На дряблых старческих щеках Рут выступила краска, пока она пыталась есть свой десерт. Было крайне неприятно встретиться с Милли один на один, без Алека или кого-то другого, кто мог бы помочь, а потом еще увидеть, как она валится на пол. Несправедливо, что из всей большой семьи именно ей выпало пережить такое. Всю свою жизнь она избегала неприятного, отводила взгляд от мерзкого и уродливого, и детей своих учила поступать точно так же. Она давно уже стала бабушкой и теперь не могла избавиться от чувства, что бабушкам не пристало мараться в грязи. Подчиняясь желанию семьи, Рут поехала в дом бедного Эрнеста, чтобы слуги не оставались без надзора. Жена старшего из братьев Ботт, она, как и всегда, стремилась исполнить свой долг, старалась сделать все, что Алек и остальные посчитают нужным, хотя сидеть весь день в опустевшем доме бедного Эрнеста было довольно тоскливо. Но не для того осталась она там, чтобы в одиночестве, без всякой помощи принять на себя такой жестокий удар – стать свидетельницей возвращения и обморока Милли, не следовало ставить ее в такое положение. Джордж знал, что Рут в доме на Мандевилл-Парк-роуд, так почему, посадив Милли в машину, не поехал вместе с ней? Рут жалела Милли, правда, искренне жалела, ей хотелось думать, что все сбившиеся с пути женщины достойны жалости, однако желанием оказаться в обществе невестки не горела. Во всяком случае, пока. Прежде нужно решить, как быть дальше, прийти к чему-то определенному. И уж конечно, ей вовсе не улыбалось оставаться вдвоем с Милли и смотреть, как она валится на пол и лежит, точно груда тряпья.

Позже, в гостиной Джорджа, когда слуги подали кофе и удалось наконец от них отделаться, Рут сказала деверю, что не следовало бросать ее на произвол судьбы, ведь она даже не знала, что говорить (об обмороке Рут умолчала, чтобы никого не волновать по пустякам).

– На вокзале Виктория я чувствовал то же самое, – произнес Джордж, набивая трубку табаком.

Неуместное замечание в ответ на ее жалобу, решила Рут, но Джордж всегда ее раздражал.

– Ах как бы я хотела оказаться в доме Эрнеста, когда вернулась Милли! – воскликнула Нора.

– И что бы ты сделала? – поинтересовалась Рут и слегка поежилась: живость Норы всякий раз заставляла ее чувствовать себя особенно старой и дряхлой, она будто сидела на сквозняке, и не на обычном сквозняке, а на последнем сквозняке в ее земной жизни.

– Я бы поцеловала Милли, – ответила Нора.

– Поцеловала? – эхом отозвался Джордж, повернулся и воззрился на жену.

– Ну, ты уж… – содрогнулась Рут и плотнее укуталась в меха.

Позднее, когда братья собрались с гостиной Джорджа, а вместе с ними пришли их жены и три из пяти замужних сестер, на семейном совете они наконец договорились в общих чертах, как следует поступить. Решили обойтись без поцелуев, в них не было нужды, однако добросердечие, которое при более счастливых обстоятельствах нашло бы свое высшее проявление в поцелуе, сочли желательным со всех точек зрения.

Старая немощная Рут, которая после без малого пятидесяти лет брака все еще верила, будто мужьям виднее, без колебаний пошла бы на любые жертвы, если бы ей ясно дали понять, что, по мнению Алека, так будет правильно. Она видела, к чему все склоняются, и сознавала: личные чувства следует отбросить, когда на кону доброе имя семьи. Вдобавок Рут помнила: Христос прощал грешниц вроде Милли, – поэтому покорилась и тихо сидела у камина, зябко кутая плечи в меха, говорила мало, готовая смиренно повиноваться, пока сквозь нестройный шум голосов не прорвался наконец властный голос Фреда – тот взял на себя роль председателя собрания и твердым тоном описал вкратце, что следует делать семье, хотя каждый из них в принципе знал, как должно поступить.

Открытая доброжелательность – верная и единственно правильная линия поведения, сказал он; Берти горячо его поддержал, а мгновение спустя с ними согласились Алек и Джордж. Неожиданное появление Милли, хотя на это уже никто не надеялся, спасло семью от великого несчастья в тот миг, когда позора, казалось, уже не избежать, но отныне рисковать они не станут. Никаких глупостей, никаких возражений со стороны женщин они не потерпят. Фред обвел строгим взглядом собрание; Берти согласно кивнул, после секундного колебания кивнул и Алек, а за ним – Джордж.

Что до Милли, им остается только одно, объявил Фред, верное решение на днях подсказал Уолтер Уокер – всем по очереди приглашать ее к себе домой и быть с ней как можно добрее. Как можно добрее, повторил Фред и выразительно посмотрел на женщин: так, словно они действительно ее любят, словно без нее им жизнь не в радость. Придется выдержать по крайней мере несколько месяцев, пока не рассеются подозрения. А затем, когда все уляжется, Милли могла бы, наверное, поселиться на Денмарк-Хилле и ухаживать за старушкой до конца ее дней, как и предложила матушка. Но не теперь, не сразу. Побег невестки стал последней каплей, переполнившей чашу, теперь Милли должна быть в окружении семьи, чтобы все это видели. Со временем, когда пройдет первая пора траура, ее можно будет вернуть к обычной жизни: она станет вместе со всеми посещать церковные службы, выходить к гостям, наносить визиты, показываться в обществе – и в этом суть – с родственниками и не только, неизменно окруженная нежной заботой и любовью.

Все должны видеть внимание семьи, каких бы неимоверных усилий это ни стоило. Нужно показать детям свою любовь к Милли, а слуг следует заставить ее заметить. Что до денежных издержек, это сущий пустяк, нелепо поднимать шум по такому поводу, изрек