Сердце на льду - Анна Эйч

Смотрю на обрывок фотографии, где целую Сену, и горло сводит болезненным спазмом: запах клубники, кожа на вкус как взбитый крем и невероятные глаза, в которых хочется тонуть и захлёбываться их лазурным холодом.

– Привет…

Тихий голосок отзывается в моём сознании. Сначала мне кажется, что это очередная иллюзия, новая фантазия о Зефирке, которая часто вытесняет собой реальность. Но, повернув голову к двери, я вижу её – светловолосую, хрупкую… мою?

– Привет, – шепчу я, и губы сами расплываются в улыбке. Сейчас я закрою дверь на замок и вновь наполнюсь ею, как живительной водой после долгой засухи.

Однако Сена не улыбается в ответ. Она нервно мнёт ручки спортивной сумки, растерянно оглядывая мой кабинет, будто впервые оказалась здесь. В её взгляде читается тревога, напряжение, которое она тщетно пытается скрыть.

Дверь! Нужно закрыть эту проклятую дверь!

Я поднимаюсь, аккуратно обхожу Сену и поворачиваю ключ в замке. Щелчок звучит глухо и окончательно, будто ставя точку в недосказанной фразе. Затем возвращаюсь к ней и осторожно касаюсь плеча:

– Что-то случилось?

– Нет… – она машет головой, пряча глаза за длинными ресницами.

– Не похоже, – я мягко беру её подбородок, пытаясь поймать грустный взгляд. – Сена, что произошло?

Она смотрит на меня с мучительной нерешительностью, боится произнести вслух то, что уже давно сформулировала про себя.

– Звонил мой тренер из России… – начинает она тихо и делает болезненную паузу. – Меня берут тренироваться.

Это же хорошая новость! Значит, она всё ещё сможет полететь в Италию на Олимпиаду. Я пытаюсь улыбнуться ей в поддержку:

– Ты не рада?

– Рада… – кивает она, но по щеке уже катится предательская слеза. – Очень рада.

Я не могу видеть её слёз. Осторожно обнимаю ладонями её лицо и пристально смотрю в глаза, пытаясь прочесть в них то, что она не может сказать словами.

– Зефирка, это слёзы радости? Я не пойму… – аккуратно стираю каплю большим пальцем. – Ты же этого и хотела, что не так?

Она глубоко вздыхает и едва слышно произносит:

– Завтра я улетаю в Россию.

Логично.

Стоп.

Почему так скоро?

– Уже завтра? – голос надламывается.

Она кивает, сжав губы.

– Так быстро…

Ещё один безмолвный кивок.

– Тебе нужно готовиться… Времени совсем не осталось… – начинаю рассуждать вслух за неё и вдруг ощущаю режущее по живому осознание: её отъезд автоматически означает наше расставание. Раньше я даже не задумывался об этом очевидном факте.

– Я забрала документы из университета. Элли разрешила мне жить и учиться в Москве… – произносит она почти шёпотом, и каждое слово становится новым ударом, лишающего меня воздуха в легких.

– Я думал… Ты уезжаешь только на время подготовки… – сдавленно выдавливаю я, – …до Олимпиады – чувствую жжение в районе солнечного сплетения.

Проклятие, почему так больно стало дышать!

– Этот город меня не принял, – печально улыбается Сена сквозь слёзы. – Я не понимаю половины учебного материала, с треском вылетела из программы и ни на шаг не приблизилась к своей мечте. Я не создана для жизни здесь. Единственная причина, из-за которой мне не хочется уезжать – это ты…

А я не могу полететь с тобой.

Я чувствую себя героем трагедии, которому сообщили, что финал уже написан и изменить ничего нельзя.

– Нам необязательно обрывать связь… Мы можем созваниваться…

Сена категорично качает головой из стороны в сторону:

– Нет! Не нужно… Мне и так больно. Не усугубляй! Тем более всё, что должно меня волновать сейчас – это Олимпиада. Я не могу отвлекаться, мне нужно собраться.

– Да… Я понимаю.

Но я, бл*ть, не хочу тебя отпускать! Всё моё нутро кричит от бессилия и негодования, орган в грудной клетке бьётся в конвульсии, словно кто-то безжалостно выдавливает из него остатки жизни. Я не нахожу слов, чтобы выразить это отчаяние, и вместо ответа просто притягиваю её к себе и соединяю наши губы в нетерпеливом, отчаянном поцелуе.

Зефирка вцепляется в мою форму, притягивая ещё ближе. Теряюсь в ней, ладони сами собой скользят вниз – от талии к бедру, затем ниже, на упругую округлость ягодицы. Голова кружится, кислород заканчивается, а мы всё цепляемся друг за друга, словно два утопающих, надеющихся выжить в бушующем океане собственных чувств.

Одним резким движением сметаю со стола аккуратно сложенные папки и бумаги, прижимая к прохладной поверхности её хрупкое тело. Поцелуи становятся жёстче, переходят в укусы – словно дикий зверь, я пытаюсь пометить свою территорию, одержимо заявляя права на неё. Я не спешу снимать брюки, да и вообще не хочу ее трахать сейчас, потому что боюсь – после секса вообще не смогу ее отпустить. Просто прижимаюсь к ней своей ноющей твёрдой эрекцией, стискиваю до синяков тонкие запястья и рычу в нежную кожу груди, оставляя беспощадные следы зубами.

С ума сойти можно! Нет! Нет! Я не готов отказаться от неё… Только не сейчас! Грёбаные шайбы! Россия слишком далеко. Какого дьявола я должен выбирать между мечтой и единственной женщиной, которая заставляет меня чувствовать себя живым?

Я целую её кожу, кусаюсь и толкаюсь в бессильной ярости. Моя! Только моя!

– Курт… – тихо шепчет она.

– Не произноси моего имени! – задыхаясь, резко закрываю её рот ладонью. – Никогда больше не произноси его вслух, Зефирка, если всё ещё хочешь улететь в Россию.

В её глазах блестят слёзы, а я чуть было не трахнул её, пока она плачет. Отлично сработано, Максвелл! Десять баллов за эмпатию.

Аккуратно убираю руку с её губ и медленно отступаю назад на безопасное расстояние.

– Прости… – её тихое извинение окончательно добивает меня. – Не хочу ничего сейчас. Чем меньше воспоминаний, тем проще будет забыть…

Ни черта подобного!

– Извини меня… Я не сдержался.

Она молча спрыгивает со стола и поправляет одежду дрожащими пальцами. Смотрит куда-то мимо меня, словно боится встретиться взглядом и снова потерять самообладание. Затем направляется к двери и щелкает замком.

Я продолжаю смотреть на ту самую точку на столе, где всего несколько мгновений назад терзал её тело и кромсал собственную душу одновременно.

– Прощайте, доктор Максвелл… – доносится до меня её голос, наполненный тихой горечью.

– До свидания, мисс Золотова… – отвечаю я, даже не поворачиваясь полностью к ней лицом. Она может видеть лишь мой профиль – суровый и безразличный фасад человека, который внутри разрывается на части.

Скрип двери. хлопок.

Здравствуй жизнь без розовой занозы в сердце.

Глава 34. ДНК Золотовых

Сена.

Месяц спустя.

– Золотова, держи темп!