Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

Я чувствую, как быстро, тревожно бьётся его сердце, так же, как и моё. И в этот момент, в его объятиях, среди порхающих бабочек, я понимаю, что это то место, где я хочу быть. Единственное место, где мой мир снова обретает смысл.

Эпилог

Три года спустя

Солнце заливает салон автомобиля тёплым золотистым светом. За окном мелькают поля, леса, маленькие домики.

Наш новенький внедорожник везёт нас на море. И это не просто поездка — это путешествие в новую жизнь и в новый дом, который нам купил Артём.

На заднем сиденье царит привычный, любимый дурдом. Макс, уже такой большой и рассудительный, увлечённо переписывается с друзьями, а возможно и с девушкой. Он стал более скрытным.

Рядом с ним, в своём детском автокресле, сладко посапывает наша маленькая Любовь. Ей всего два года, но её появление стало ещё одним чудом, ещё одним крепким якорем, приковавшим нас друг к другу.

Появление Любы для Артёма стало перерождением. Когда я сообщила ему новость, его обычно невозмутимое лицо осветилось такой чистой, неподдельной радостью, какой я не видела, кажется, со дня рождения Макса.

Он не смог сдержать слёз, крепко обнял меня, повторяя: "Спасибо, Аня. Спасибо…"

Его глаза тогда горели нежностью и какой-то новой, тихой решимостью. Он был в родильном зале, держал мою руку, а потом, когда Любу положили мне на грудь, он первым взял её, такую крошечную, в свои огромные ладони.

Я видела, как он замирает, глядя на это маленькое чудо. В его глазах отразилась вся любовь мира, весь трепет, вся благодарность. Он стал ещё более внимательным, заботливым. Люба стала для него воплощением всего самого светлого.

— Люба, смотри, корова! — сын показывает сестренке на окно, где мелькают поля с пасущимися коровами. — Она говорит «мууу»! А ты можешь сказать «мууу»?

Любовь издаёт что-то среднее между писком и хихиканьем, размахивая дельфином, и я не могу сдержать улыбку. Макс так ждал ее, так трогательно заботился и оберегал.

Сын тут же начинает объяснять ей, что коровы дают молоко, а молоко — это как супергерой для её зубов. Артём хмыкает, ловит мой взгляд и подмигивает.

— Ну всё, Анют, через пару лет он будет читать ей лекции по биологии, — произносит он не без гордости.

— Если только она не начнёт читать ему лекции первой, — отвечаю я, и мы оба смеёмся.

Макс, услышав нас, дуется.

— Эй, я вообще-то развитием мелкой занимаюсь, — заявляет он, а потом наклоняется к сестре и шепчет ей что-то, отчего она начинает смеяться.

Моё сердце наполняется теплом. Этот момент — такой простой, такой обыденный — и есть счастье.

Три год назад я не могла и представить, что мы будем здесь: вместе, в дороге, с двумя детьми, с шутками и смехом.

Тогда я была тенью себя, запертой в обиде и боли. Но Артём не сдался.

Он боролся за нас, за меня, за нашу семью, и я смогла простить его. Не сразу, не легко, но шаг за шагом. И каждый шаг стоил того.

Моя мастерская снова полна жизни. Руки снова тянутся к флаконам, к эфирным маслам. Вдохновение вернулось, словно весенняя река, вышедшая из берегов, бурлящая новыми идеями.

Артём внимательно слушает о каждом новом аромате, о каждой удачной комбинации, и в его глазах я вижу искреннюю гордость. Он сдержан в словах, как всегда, но его поступки говорят красноречивее любых признаний.

Мой бренд процветает, потихоньку завоёвывая рынок, и каждый успех — это наша общая победа.

Мы останавливаемся на заправке, чтобы купить мороженое. Макс выбирает эскимо с шоколадной глазурью, а я беру себе сорбет с манго. Артём возвращается с бутылкой воды и пакетом чипсов, которые тут же конфискует Макс, пока Любовь пытается дотянуться до упаковки своими крошечными пальчиками.

— Эй, мелкая, это не твоё! — смеётся сын, пряча чипсы. — Тебе пока только молоко и пюре!

— Она уже строит планы, как отобрать твои чипсы, — подмигиваю я, и Артём хохочет, качая головой.

— Это точно наша дочь, — говорит он, и его взгляд задерживается на мне чуть дольше, чем нужно.

В нём — любовь, та самая, настоящая, которая выдержала всё.

Дорога продолжается, и по радио играет старая песня, под которую мы с Артёмом танцевали на нашей свадьбе.

Я тихо подпеваю, а он, не отрывая глаз от дороги, начинает напевать вполголоса, фальшивя на каждой второй ноте. Макс с заднего сиденья возмущается:

— Пап, ну ты серьёзно? Ты же петь не умеешь!

— Ну и что? — отвечает он с улыбкой. — Главное, что маме нравится.

Я смеюсь, а Макс закатывает глаза и надевает наушники.

К закату мы добираемся до моря. Артём паркуется на обочине, где дорога обрывается у песчаного пляжа.

Солнце садится, окрашивая небо в оранжевые и розовые тона, а море переливается, как жидкое золото.

Мы выходим из машины, я беру дочь на руки, её тёплое тельце прижимается ко мне, а Макс бежит к воде, крича что-то про ракушки.

Артём обнимает меня за талию, и я чувствую его тепло, его силу, его любовь. Мы стоим так, обнявшись, глядя на море.

— Я так тебя люблю, Тём, — шепчу, едва слышно, уткнувшись ему в плечо.

Он целует меня в макушку, его губы нежно касаются волос.

— И я тебя, Анют. Больше всего на свете.

Теперь я понимаю, что не было бы этого счастья, этого крепкого, непоколебимого ощущения единства, если бы не было той боли, того кризиса.

Именно он заставил нас переосмыслить всё, заглянуть в самые тёмные уголки своей души, признать свои ошибки и слабости. Именно он очистил наши отношения от иллюзий, оставив лишь подлинную, глубокую привязанность и любовь.

Шрамы остались, да. Они стали невидимыми татуировками на коже моей души, на его сердце.

Но они больше не болят так остро, не кровоточат при каждом прикосновении воспоминаний.

Они стали частью нашей истории, доказательством того, что мы выстояли. Напоминанием о том, что даже после самых страшных бурь, после разрушительных цунами отчаяния, можно найти дорогу к свету, к спокойствию, к счастью.

И что не было бы нашей Любви – ни как имени нашей дочери, ни как чувства, которое теперь наполняет каждый день.

Её появление, появление маленькой Любы, стало символом нашего возрождения, доказательством того, что даже после