Восьмая наложница - Юлия Владимировна Буланова

— Мы должны верить в него. Мой любимый, мой самый замечательный, верить. Такова судьба всех хороших родителей.

— Я почти готов стать плохим отцом. Запереть. Спрятать. И никогда не позволять ему переступить порог этого проклятого дворца.

— Сбежит. А в процессе побега устроит всем кучу проблем. Можно подумать ты не знаешь нашего Лиса. Я понимаю. Я, правда, всё понимаю. Но сейчас мы должны поддерживать его, а не трепать ему нервы. Давай я заплету тебе волосы? Или займёмся чем-нибудь поинтереснее? В дороге нам, явно, будет не до этого.

Киан улыбнулся и поцеловал меня в макушку.

— Я люблю тебя, Марина. Я так люблю тебя. За то, что ты — это ты.

— И я тебя люблю. Всё будет хорошо.

Наш последний день в месте, который мы привыкли считать домом прошёл в глупой суете и мелочных заботах.

Мы готовились к отьезду заранее, но разве можно предусмотреть всё?

Дворец наместника Юга провожали нас гордо развевающимися стягами на белых стенах. А люди… здесь было целое море людей, которые решили проводить своих принцев.

Киана здесь очень уважали. И это уважение распространялось на юного императорского наследника. Ведь Джин был добр, умён и понимал нужды простого народа. Немалую роль в последнем сыграл аскетичный образ жизни принца.

А что? Я с самого начала не планировала воспитывать белоручку. Постель он стелит себе сам. Может поесть приготовить. Штаны зашить. Полы помыть. И ничего.

Зато остальные дети были, как шелковые. Если Его Высочество считает, что нет урона его чести в том, чтобы плац мести наровне со всеми, то им, тем более не пристало нос воротить.

До моря мы добрались всего за несколько дней.

— Эти дети всё никак не успокоятся? — простонал Шен, зажмуриваясь. К его морской болезни сейчас прибавилась головная боль, что, несколько, портило его, и так, не идеальный характер.

— Плавание полезно для здоровья, — наставительно произнёс Лей. — А зависть — крайне вредна. Продолжишь плеваться желчью, устрою, чтобы ты принял морские ванны вместе с его Высочеством.

— Не советую, — улыбнулся Киан. — Вода после шторма ледяная. Ещё и его придется от простуды лечить.

— Вылечу. А почему «ещё и его»? Девочки в воду, не лезут. А мальчишки… да ничего им не сделается.

— Мы скоро прибудем, — обрываю их перепалку я. — Шен, ещё не поздно…

— Нет, — взрывается мужчина. — Оставить под крылышком Алии Аю и Рию с детьми — это разумно. Но я сам прятаться не буду.

— Твоя сейчас в фаворе у Императора. Как же. Мать единственной принцессы. А вместе с ней ваш отец. Не думаю, что он встретит тебя с должной радостью. Скорее, попытается убить, чтобы не мешал любимым сыновьям. Не хочешь прятаться, Богиня с тобой. Но можешь хотя бы не лезть на рожон? Не давать нашим врагам такого козыря, как твоя жизнь?

— Он будет проявлять благоразумие, — с нажимом сказал Киан. — А если не будет, сам лично свяжу и запру в чулане. Обещаю.

Вечером, когда шум затих и все отправились спать, я нашла на палубу подышать свежим воздухом и вспомнить наше путешествие на юг. То безумное ощущение счастья и свободы.

Странно, но в последнее время я почти перестала вспоминать свою жизнь в родном мире. И мысли мои всё чаще возвращаются к тому, что было со мной на Альтее. А место в котором я провела детство, словно бы, стёрлось из моей памяти.

— Мам, — окликнул меня Джин, когда я смотрела на отблески звёзд в темной воде.

— И тебе не спится? — улыбаюсь и глажу его по плечу.

— Я хочу поговорить. Давно хочу.

— О чём, мой хороший?

— Ты знаешь, кто я такой?

— Мой сын. А что, есть сомнения? Джин, скажи: что тебя беспокоит?

Юный Лис морщится, словно от зубной боли:

— Я же не Джин. То есть не только Джин. Я помню, как летал выше облаков. Помню золото своей чешуи. Помню, как когда-то давно меня звали Громовым Драконом. Я помню, как Он убил меня. Не знаю, за что. Наверное, причина была. В его глазах была такая боль…

— Лисёнок, это не твои воспоминания.

— Мама, что такого я мог сделать, чтобы Он захотел меня убить? — сын, казалось, не слышал моих слов. В его глазах плескалось такое отчаяние, такой страх.

Я сделала шаг к нему навстречу и обняла. Крепко-крепко.

— Ты не сделал ничего. Тебя тогда ещё не было. Всё это — не воспоминания, а эхо, отголоски трагедии, произошедшей на заре нашего мира. Тебе дано было благословение Алой Богини. Оно защищало тебя все эти годы. Но, ты же знаешь, что все подарки Высших имеют свою цену. Эти жуткие видения — твоя цена за жизнь.

— Да? — Джиндзиро недоверчиво нахмурился. Прямо, как в детстве.

— Ты должен искоренить скверну, поселившуюся в Золотом Городе. Сделать так, чтобы она больше не подпитывалась жизнями маленьких принцев и принцесс. Чтобы храм Богини снова стал ее храмом, а не тюрьмой для множества женщин и мужчин. Там должны жить ее служители, а не пленники императорского гарема.

— А почему я тогда помню это так, будто пережил сам?

— Джин, ты же знаешь, кто стал причиной распространения скверны?

— Первый Император, — юноша ответил мгновенно, без запинки, словно у него спросили: сколько будет дважды два? Сразу видно школу Шена. Ребёнок несёт жуткую ересь, с точки зрения местных, и бровью не ведёт. То, что это правда, никого не интересует. Традиции часто имеют большее значение для людей, чем здравый смысл.

— А имя его ты мне не напомнишь?

— Акинара Инлун

— Вот! — похвалила его я. — Теперь ты понял в чём дело? Нет? Лис, соберись!

— Память крови? Не потому, что я — это он, а потому что я принадлежу роду Акинара? Мне необходимо не только знать, но и помнить? Чтобы я не сбился с пути и смог всё исправить?

— А ты уже решил, что являешься полным перерождением Громового Дракона? Мой хороший, душа Отступника была разбита на тысячу осколков. Этому есть множество свидетельств. Да, сейчас они облечены в сложные поэтические формы, но факт остаётся фактом. Возрождение его невозможно в принципе. Но ты прав. Хочешь ты того или нет, в тебе течёт его кровь. Это сказывается. У всех по-разному.