Кто такая Марта - Екатерина Началова

называй меня его именем, — Кирел качает головой. — Я — не он. Я — твой дедуля, кощунство думать иначе. Я видел, как ты растешь, держал младенцем на руках… Я лишь старый, выживший из ума маг. Свою роль я знаю. Прости. Уже старик, прожил…

Он улыбается тихо, как обычно, будто ничего не происходит. Я знаю, что он может обманывать. Все еще надеюсь, что он обманывает. Но Кирел говорит. Продолжает говорить так, будто правда.

— Ты сделала все, что должна была. Я же про озеро от тебя узнал, за тобой пошел, ну и… Без тебя никак, спасительница, не было бы ничего. У меня все удачно сложилось. Видишь, остепенился, как хотела, шалопайничать перестал… Успел стать легендой, войти в учебники… Отец твой говорит, дети изучать меня будут… Как по мне, сомнительная идея, не надо бы… Ты хотела учиться — учись прилежно. Теперь ты сильная, теперь все будет.

Слушаю его, с ужасным ощущением случившейся и никак непредотвращенной катастрофы перебирая все, что знаю о дедуле, по-новому перебирая. Шарлотка… Самый сильный маг… Папа… Нет семьи…

Язык одеревенело шевелится во рту.

— Ты врешь… Он не женился! Ты не женился! У тебя нет детей! — выпаливаю, на ходу путая и смешивая «он» с «ты». Я не могу соединить фигуры Кирела и Сокура, совсем не могу.

— А, да? Точно… Нрав у меня поганый, шутки не смешные, требования высокие, всё не то, не те… Слышала такое? — На этот раз Кирел мимолетно улыбается, так, что непонятно шутит или нет. Только теперь в его улыбке я слышу далекое эхо тона Сока, легко говорящего, он безнадежный вариант, а еще…

Вообще-то, я однолюб.

Губы дрожат, в глубине глаз стеклянно звенят, а затем вырываются наружу слезы. Осколки на ходу царапают и щиплют веки изнутри, сразу превращаясь в сплошную соль. То ли горе, то ли счастье, то ли безнадежность длиной в сто сорок лет.

— Не плачь… В твоих глазах боюсь увидеть я печаль…

Почти ничего не вижу от слез, кроме силуэта, который под слезами вытягивается все выше.

— Кольцо пусть будет с тобой, напоминает немножко. О нем, не обо мне… — у Кирела тихий голос. — У тебя все впереди. Боль пройдет, не плачь… Я счастлив, что дождался. Я и прожил столько, чтобы дождаться, встретиться с тобой снова… Должен был, чтобы… Не плачь.

— Сок… — закрываю лицо руками, сжимаюсь в комок, и не вижу ничего, не могу видеть. Обе ладони мокрые.

— Извини… Не надо было тебе знать, но на какую-то часть я все тот же эгоистичный поганец… — слышу рядом с собой. — Теперь пора. Вспоминай иногда… Будь счастлива. Прощай, спасительница.

До меня не сразу доходит последняя фраза.

— Сок! Не надо!

Его рука невесомо касается моих волос и тут же тает вместе с прикосновением. Тает сад, запах шарлотки, сам Кирел. Тает всё. Я оказываюсь около родительского дома. Вокруг ярко горят пятна пурпурного вереска, мирно лежат полотнища почти тех же лугов, а небо уже другое. И дом родительский другой, ужасно другой. Он больше не мой, другой Марте принадлежит — той, что уходила, не той, что вернулась. Что делать этой Марте, я не знаю.

Глава 53. V

- Леди Марта, дочь верховного мага Криса?

Сначала я принимаю подлетевшего Ворона за Рейтора, но постепенно сквозь пелену слез осознаю - не он. Передо мной незнакомый и уже седой Ворон-вестник. На черном форменном мундире черными атласными нитками вышит знак V - летящая птица. Похоже, поджидал меня.

Едва киваю.

- Да. Я…

То ли шепчу, то ли хриплю. Голос не слушается. Сейчас я все делаю едва, большая часть меня просто не функционирует. Я как будто здесь, и не здесь. Я – не я.

Вестник с низким поклоном подает письмо.

- Ваша весть.

Краем полупогасшего сознания успеваю определить, что кланяется он чересчур почтительно, и говорит торжественнее, чем они говорят обычно. Успеваю определить, и не делаю никаких выводов - сейчас у меня нет сил ни реагировать, ни анализировать. Машинально принимаю из открытой папки сложенный бумажный квадрат. Письмо очень желтое, хрупкое, заметно старое. Даже запечатывающий края лак покрылся сетью мелких трещинок, хотя письмо не вскрыто. Вестник не улетает, он с заметным любопытством наблюдает за мной, вытягивая шею. Бросаю в его сторону недоуменный взгляд. Мужчина тут же сконфуженно кланяется, мгновенно обращается, и улетает, оставляя меня одну.

Шмыгая носом, я просто некоторое время держу письмо в руке, а затем все-таки разворачиваю. Края бумаги крошатся прямо в руке, старый лак с облегчением мгновенно рассыпается на крохотные осколки, которые падают в вереск, а я… ухаю в строчки ровного аристократического почерка.

Передо мной хрупкий бумажный мост, на противоположной стороне которого возвышается он. У него ласковый смешливый голос, внимательные лучистые глаза и задорная улыбка. Непослушные медные кудри шевелит ветер. Под расстегнутым воротом белой рубашки видны острые ключицы вразлет.

Здравствуй, моя целованная Спасительница!

Угадай, где я сейчас. Представь, сижу на площади Аспина и высматриваю тебя. Не переживай, на сей раз меня не ведут к плахе, я же обещал стать благонадежным. В голову лезут стихи. Не написать ли мне нечто лирическое про рыжеволосую деву, которая увидела преступника и была до глубины души покорена его красотой? Как тебе? Сомнительно, согласен. Если хочешь, создам нечто более чувственное. Что бы ты сказала насчет истории про преступника, который похищает прекрасную деву и не отпускает без оплаты? Отдать ей нечего… Разве что поцелуй. А целовать преступника, как ты понимаешь, чревато…

Есть еще мысль. Но не буду писать детальнее, чтобы ты помучилась любопытством.

Предлагаю встречу, чтобы обсудить варианты. Жду тебя на площади Аспина в полдень каждого дня. Площадь Денира не предлагаю, она пока в плачевном состоянии, а я тешу себя надеждой, что ты вернешься до того, как ее починят.

Будь милостива, Марта. Я точно сошел с ума, потому что готовлюсь отдать целое состояние за доставку двух писем через сто сорок лет (второе – для твоего отца). Некоторой наградой – надеюсь - будут вытянутые до пола лица вестников, которым предстоит соблюсти длинные сроки. А если совсем повезет, надеюсь увидеть тебя рядом, потому что теперь ты точно должна мне поцелуй. Я выполнил твое условие.

Твой Сокур.