Хризолит и Бирюза - Мария Озера

ночь, словно раскат грома в пустом небе. Железо смялось с лязгом, от которого в ушах звенело. Боковые стёкла взорвались хрустальной крошкой. Тело бросило вперёд, и мы, словно игрушки, лишённые воли, перевернулись вместе с машиной. С каждой новой перевёрнутой секундой я всё отчётливее понимала — мир рушится прямо сейчас, и мы летим вниз, в его обломки.

Глава XXV

Внутри машины стояла давящая тишина, нарушаемая лишь отдалённым треском искорёженного металла. Голова гудела, мир расплывался, словно за мутным стеклом. Первое, что я ощутила, — холод железа, впившийся в шею, и липкий страх, расползающийся по телу.

Я попыталась пошевелиться — и тут же пронзила боль. Казалось, что кости мои превратились в осколки стекла, готовые разлететься от любого движения. Это была не привычная боль от ушиба или удара о дверной косяк — она была иной, чужой, мучительной, будто кто-то сжал меня изнутри ледяными клещами. Слёзы жгли глаза, и я прикусила губу до крови, лишь бы не закричать.

Воздух будто сгущался, и каждый вдох давался всё тяжелее. Только тогда я поняла, что лежу под телом Нивара. Его грудь с трудом приподнималась, дыхание было хриплым, рваным. Паника захлестнула меня, когда что-то холодное и влажное скользнуло по моей шее. Я повернула голову и увидела его руку, залитую кровью.

Нивар застонал, попытался подняться, но силы явно покидали его. Его лицо было в крови и выдавало весь спектр внутренней боли, которую он переживал сейчас, однако, несмотря на это, он все равно старался использовать все свои оставшиеся силы и потянулся к двери, дергая за ручку.

Я не знала, что делать и как помочь ему. У меня не было даже возможности открыть дверцу машины, потому что была прижата. В любой другой миг я, может быть, нашла бы в себе иронию — оказаться так близко к нему, почти растворённой в его тепле. Но сейчас эта близость была ловушкой. Даже если бы дверца поддалась, я не знала, хватит ли у меня сил встать.

Оставалось одно — ждать. В конце концов, Нивар должен был понять, что у нас не получится выбраться из этой машины без посторонней помощи.

Я изо всех сил заставила себя не поддаваться отчаянию. Обстоятельства, в которых мы оказались, не оставляли места для паники — мне требовалось собраться. Я чувствовала, как внутри меня пробуждается стойкость, несмотря на страх. Нивар дышал. Его грудь медленно поднималась и опускалась — и это было моей надеждой.

Святой Род будто услышал мои мысли и перед моими глазами показались чьи-то ноги в тяжелых ботинках. Под ними громко хрустели осколки — все что осталось от машинных стекол. Мужчина опустился на корточки и осмотрел наше положение. Его немолодое лицо, покрытое многочисленными морщинами и шрамами и скрытое за седой бородой, выглядело пугающе серьезным.

Дёрнув за дверную ручку несколько раз, он быстро понял: просто так нас не вытащить.

Буквально через секунду в руках мужчины блеснул лом — и во мне вспыхнула надежда, такая отчаянная, что она казалась почти безумием. Последние минуты вместили столько боли и ужаса, сколько не вмещала вся моя прежняя жизнь. Я смотрела мутными глазами на железо в его руках и понимала: это единственный шанс выбраться из капкана. Каждое мгновение тянулось, как вечность.

Мужчина уверенно работал ломом, раздвигая острые края металла, что грозили порезать нас при малейшем движении. Сердце билось так сильно, что я слышала его гул в висках, словно набат. Каждый скрежет металла отдавался во мне пугающе громко.

Нивар приподнялся, и незнакомец смог вытянуть меня наружу, схватив меня под подмышки. Я ощутила под собой мягкую землю, влажную и холодную, и этот контраст с железным каркасом машины был почти нереальным. Лежа на траве, я пыталась почувствовать, слушается ли меня тело. Всё внутри отзывалось болью, но сильнее всего резало бедро. На мелкие ссадины и порезы я не обращала внимания: сама я казалась себе сломанной, слабой, почти безжизненной.

Я закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании, стараясь не поддаться панике. Каждый вдох приносил боль, но вместе с ней — крохотное подтверждение: я жива.

Открыв глаза, я увидела, что вокруг — пугающая пустота. Дорога была мертва: ни машин, ни людей. Только густой лес, темневший в сумерках, да грузовик с погасшими огнями. Его разбитая морда светилась одной уцелевшей фарой, будто глазом чудовища. Наш шофёр застрял в стекле, безжизненный, и это зрелище я не могла вынести дольше нескольких секунд.

Запах бензина смешивался с чем-то резким, сладковато-горьким, и от этого подступала тошнота.

Я перевела взгляд на мужчину, который теперь вытягивал Нивара. Его лицо было напряжено, щеки побледнели, а зубы впились в губы, словно в борьбе с болью. В груди сжалась тревога.

Я окончательно поняла, что дело плохо, когда мужчина, вытащив графа, приложил к его лицу какую-то тряпку, после которой тело Нивара обмякло, как мягкая игрушка. Я не могла отвести взгляд от этого ужасающего зрелища.

На тряпке темнел какой-то странный след, и от него будто исходил запах приторной химии. Мужчина спрятал её слишком быстро, будто боялся, что я успею что-то понять. Тишина вокруг стала почти звенящей, мир застыл.

Я замерла, сердце стучало в такт нарастающему страху — все вокруг будто остановилось. Я чувствовала, как холодный пот бежит по спине, а разум лихорадочно искал любые зацепки, чтобы объяснить то, что произошло.

Я хотела закричать, звать кого-то на помощь, но голос предал меня. Тело не слушалось. Силы кончились, и я обессиленно упала на холодную землю.

И тогда я увидела его взгляд. Он шёл ко мне, держа в руках моток толстой верёвки. На его лице расплывалась жуткая ухмылка — уверенная, самодовольная, хищная.

Сердце забилось сильнее, трепеща в хаосе моих мыслей. Я понимала, что он приближается, и его намерения не сулили ничего хорошего. Этот взгляд, наполненный мрачной радостью, заставлял меня дрожать от страха.

Я пыталась встать, но мои ноги не слушались. Разум метался между отчаянием и поиском выхода. Все те далекие моменты, когда я чувствовала себя сильной, казались лишь призрачными оставшимися огнями в темной бездне. Мужчина, словно хищник, растягивал миг, смакуя мою беспомощность.

Горло сжало так, что крик застрял внутри, хриплым комком, и тишина вокруг показалась вечной. Он остановился в шаге от меня, пальцы его обвили верёвку, как если бы это было оружие и трофей одновременно.

— Ты понимаешь, что это конец? — голос его был сладок и ядовит, будто он вкушал собственное могущество.

И в ту же секунду, когда