Ночной скандал - Аннабел Брайант

присутствия Мэтью было достаточно, чтобы Теодосия улыбалась. Его умелые ласки наполняли теплом ее душу. Она не могла представить себе жизни без Мэтью, ее друга, союзника, любовника и — мужа. Теодосия снова посмотрела на рождественское полено, пылающее в камине. Наверное, одно желание у нее все-таки есть.

— Я предлагаю тост. — Скарсдейл поднял стакан портвейна, и остальные последовали его примеру. — За неожиданное удовольствие этого Рождества. За лорда Тэлбота и его щедрое гостеприимство. За Лейтон-Хаус и за его разнообразный и интереснейший вклад в науку. За приятное общество моей жены и шурина, но больше всего — за нашу прекрасную хозяйку, леди Теодосию.

— За много-много лет впереди и за новые праздники Рождества! — добавил дедушка и пригубил свое вино.

— Но прежде всего за семью, — возразила Амелия, с понимающей улыбкой обратив свой взгляд на мужа. — И за то, что еще впереди. — Она положила руку на живот, и их взгляды встретились.

— За любовь, — подхватил Мэтью. — За человека, предназначенного судьбой, чтобы разделить с ним жизнь. За любовь и понимание. За то, чтобы беречь и ценить друг друга. — Подойдя к Теодосии, он тихо продолжил: — За то, чтобы знать, что твоя любовь к твоей второй половинке взаимна.

Взгляды всех присутствующих обратились к Теодосии, и она почувствовала, как учащается ее пульс. Сколько она выслушала прекрасных слов, прочувствовала их сердцем! Теодосия невольно покраснела. Краем глаза она видела, как подмигнул ей дедушка. Его лицо сияло от гордости. В наступившем молчании на помощь ей снова пришел Мэтью. Подошел к ней, встал рядом и взял за руку.

— Несколько месяцев назад я приехал в Лейтон-Хаус с разведывательной и даже научной миссией. — Он обменялся быстрым взглядом с Теодосией, прежде чем вновь обратиться к присутствующим, которые пили вино и внимательно слушали. — Я и понятия не имел, что именно найду, но мне прежде всего нужна была правда, в самой простой форме. — Он обернулся к ней, и она нервно прикусила нижнюю губу.

Мэтью выглядел просто сногсшибательно. Безупречного кроя вечерний костюм, золотисто-карие глаза, от взгляда которых у Теодосии теплело на душе, сияли лукавым весельем. Ее сердце взволнованно билось — но лишь потому, что было переполнено любовью.

— Моя поездка оказалась успешной. Правду я выяснил быстро, но то, что я узнал за это время, оказалось ценнее любой научно-исследовательской миссии. — Он поднял свой стакан и взглянул на Теодосию, и она ответила уверенной, радостной улыбкой. Остались в прошлом страхи перед чужим мнением и придирчивым взглядом окружающих, препарирующих, оценивающих, осуждающих. — Вместо того я нашел свое сердце.

— Ваше здоровье!

— Веселого Рождества!

— Отлично сказано, Уиттингем!

Веселый разговор затянулся допоздна, и лишь в двенадцатом часу Теодосия поняла, что в гостиной они с Мэтью остались одни. Давно поднялись к себе Амелия с мужем, а дедушка первым пожелал всем спокойной ночи.

До Рождества оставалась всего одна минута, и Теодосия подошла к камину, чтобы взять с полки подарок, который прислал ей Мэтью и который она до сих пор так и не открыла.

— Наконец-то минута тишины и уединения. — Мэтью подсел к ней на кушетку. Шкатулка стояла у нее на коленях.

Та оказалась легкой. Интересно, что внутри? Конечно же письмо! То самое, которое ей надлежало прочесть и в котором ее предупреждали о приезде гостей. Однако для помолвочного кольца шкатулка была слишком велика, а кольца-то Теодосия втайне ждала больше всего.

Чтобы знать, что она любима так же крепко, как любила сама.

Чтобы провести остаток дней с мужчиной, который ей дорог.

— Право же, ты должна ее открыть, — подзуживал он. — Я больше не уверен, что он до сих пор надлежащего качества, поскольку ты так долго его не разворачивала. — Мэтью улыбнулся, его глаза под длинными темными ресницами лукаво засияли.

— Мне следовало открыть шкатулку сразу же?

— Я втайне надеялся, что чутье меня не подведет и ты прибережешь его до Рождества. И в этот момент я буду рядом с тобой.

— О-о. — Теодосия не знала, что ответить, поэтому торопливо развязала белую атласную ленточку. — Понятия не имею, что внутри. — Она осторожно сняла бумагу и подняла крышку шкатулки. По комнате поплыли ароматы розмарина и лавра. — Как красиво!

— Как и ты, Теодосия. — Протянув руку, Мэтью вынул из шкатулки венок рождественских поцелуев, плотный шар вечнозеленых веточек омелы, украшенный сверху алой лентой. Но он держал омелу недостаточно высоко, чтобы можно было под ней целоваться; напротив, нижняя часть шара и лента сидели внутри шкатулки. — Тут еще есть гвоздь, чтобы ее повесить. Я положил его на дно.

— Как чудесно. Спасибо. — Теодосия улыбнулась, встала и потянула Мэтью к порогу гостиной. — Мы повесим омелу вот сюда и будем проходить под нею по нескольку раз на дню. И каждый раз, когда ты будешь меня целовать, мы будем снимать ягодку. Надеюсь, получится ходить здесь почаще!

— Любишь со мной целоваться, значит? — Мэтью подошел к двери, держа омелу за ленту.

— Это чудесная рождественская традиция, — возразила Теодосия мечтательно. Она уже готовилась к первому обещанному поцелую.

— Конечно. Я тоже люблю традиции. Рождественский сочельник — это ведь еще и про чулочки, правда?

— Да. — Она покачивала туфельками в безмолвном танце.

— Хотя в твоем случае мне не терпится их снять, а не вешать.

Мэтью подмигнул, и она притворно вздохнула от нетерпения. Почему он тянет и никак не повесит венок из омелы? Облизывая губы, Теодосия встала в дверном проеме.

Наконец он поднял руку и вонзил гвоздь в деревянную притолоку. Покачиваясь, венок изящно повис на ленте над их головами. Но Теодосия не смотрела на венок — она не сводила глаз с Мэтью. Она стояла так близко к нему, что белый накрахмаленный галстук почти щекотал ее нос, и аромат его мыла для бритья смешивался с травяным запахом веточек омелы. Вдохнув поглубже благоуханный воздух, Теодосия смежила веки.

Мэтью до сих пор ее не поцеловал.

После неловкой паузы она резко открыла глаза и попыталась унять разочарование. Какой смысл вешать венок из омелы, если любимый мужчина отнюдь не собирается под ним целоваться?

Мэтью смотрел в прозрачные серые глаза Теодосии и в сотый раз удивлялся, как же ему повезло. Весь вечер он не мог отвести от нее взгляда. Ее великолепное вечернее платье было из блестящего темно-зеленого атласа, расшитого серебряной нитью — обертка для конфетки, а не платье. Эту конфетку ему уже не терпелось развернуть. Волосы цвета воронова крыла были заплетены в косу, уложенную в виде короны и перевитую атласными лентами. Несколько прядей спускались вдоль щеки, привлекая внимание к грациозной шее, и еще ниже, к кремовой