Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

настроением. Остаток пути у них прошел за интересным обсуждением способов ловли и приручения обезьян-павианов, и они не заметили, как доехали до дома. На крыльце их ожидал несчастный месье Жермонт — этим летом его воспитанники совсем отбились от рук, не желая учиться, когда их окружало море возможностей самых разнообразных увлекательных приключений и он ничего не мог придумать, чтобы вернуть их к учебным занятиям.

— Юные джентльмены, извольте идти в класс учить латынь, — строго сказал он сыновьям графа Кэррингтона, нервно поправляя свои очки. Он перевел дыхание, назидательно поднял палец, и добавил: — Учтите, в аду с вами никто по-английски разговаривать не будет. В отличие от вас, черти себя уважают, получают классическое образование, поэтому если вы хотите с ними договориться, чтобы они подкладывали под ваш кипящий котел меньше дров, то запоминайте вежливые обращения достойных мужей Древнего Рима!

— Месье Жермонт, неужели, по-вашему, мы такие ужасные грешники, что непременно попадем в ад, — недоуменно спросил своего гувернера Луи, в то время как Эд лишь скептически хмыкнул в ответ на предупреждения старого учителя.

— Я бы сказал, что вы находитесь в самом начале пути в преисподнюю, — с сожалением проговорил их наставник. — Как правило, избалованные мальчики становятся беспутными юношами, беспутные юноши становятся испорченными молодыми людьми, а испорченные молодые люди — порочными повесами, которым прямая дорога в ад!

Эд и Луи начали бросать умоляющие взгляды на Мейбелл, желая, чтобы она спасла их от давления их строгого ментора, и девушка, сжалившись над мальчиками, подошла поближе к французу и, используя свои ласковые улыбки и нежные слова, добилась от него позволения отложить еще на день скучные занятия латинским языком. Месье Жермонт, подобно множеству мужчин, не смог устоять перед обаянием невесты графа Кэррингтона, и скоро неразлучная троица в сопровождении Летти, державшей за руку Арабеллу, ринулась на луг ловить бабочек.

Альфред Эшби невольно задержал взгляд на той прелестной картине, которую являли собой его дети и невеста, когда на минуту отвлекся от своих бумаг, чтобы открыть окно в своем кабинете. Особенно его взор привлекала погруженная в детские игры Мейбелл. В его присутствии она стала держаться чрезвычайно скованно, неуклонно играя свою роль благовоспитанной молодой леди, но в те минуты, когда она думала, что он не смотрит на нее, то заметно оживлялась, и делалась необычайно хорошенькой. Удивительно, но с его сыновьями Мейбелл гораздо легче находила общий язык, чем с ним, со своим женихом. Граф Альфред задумался — не слишком ли он сурово обходится с нею, если она начала бояться сказать лишнее слово в его присутствии. Наверно, не внутренняя испорченность подтолкнула девушку проявить пренебрежение к нему, которая так задела его, а ее детская непосредственность и увлекающаяся натура. Он наблюдал за нею, нередко испытывая ее резким словом и внешней холодностью, но она ни разу не проявила обиды, не сказала ему ни слова упрека, и словно терпеливая Гризельда относилась с неизменной любовью и к нему самому, и к его детям, хотя менее сдержанная дама уже давно выразила бы возмущение таким его обращением. И Альфред чувствовал, что душа Сары тоже довольна той заботой, которую Мейбелл проявляет к семье. Призрак его трагически погибшей жены все реже и реже посещал его, хотя осенью и зимой он часто видел ее в углах своей комнаты и на ступеньках лестницы. По всей видимости, любящее сердце Сары успокоилось при виде устроенной жизни самых дорогих ей людей, и она окончательно ушла в горние селения, где нет ни боли, ни страдания, а есть вечный свет ее великой немеркнущей любви.

Граф Кэррингтон ощутил настоятельную необходимость поговорить со своей невестой, но важное донесение, которое ему недавно доставили, тоже требовало, чтобы он его обдумал и принял правильные решения. Назревали важные события, которые должны были оказать значительное влияние не только на него и на его семью, но и на всю страну. Вопреки прогнозам своего «заботливого» супруга Мария Моденская не только не умерла студеной английской зимой, но 10 июня 1688 года родила крепкого и здорового мальчика после многих лет бесплодных попыток произвести сына на свет. Обычно появление наследника мужского пола являлось огромной радостью для всего королевства, так как бесспорный престолонаследник устранял опасность гражданской войны, но в данном случае все получилось с точностью наоборот. Желанное пополнение в королевской семье взорвало Англию, ведь рождение сына у королевы-католички означало, что трон унаследует явный католик, а принцессы-протестантки Мария и Анна, дочери Якова Второго от первого брака с Анной Хайд, будут отстранены от наследования короны. Это вызвало тревогу у ряда видных английских государственных деятелей, которые обратились к зятю короля Вильгельму Оранскому с просьбой занять английский трон. Теперь оставалось дождаться ответа принца.

Мысли о возможных планах Вильгельма Оранского и своих ответных действиях не покидали графа Кэррингтона даже на следующий день во время завтрака. Его сыновья и Мейбелл привыкли к его вечно отсутствующему виду на общих трапезах, и поэтому, не очень обращая на него внимания, принялись оживленно обсуждать гастроли шекспировского театра в Аберистуите. Мейбелл настолько увлеклась этой темой, что начала вспоминать как она посещала театры в Лондоне и сам мистер Киллигру — директор Королевского театра сказал ей, что из нее могла бы выйти очень талантливая актриса.

— Хотел бы я посмотреть вас на сцене, леди Мэйбл! — восхищенно сказал ей Эд, которого уже начали привлекать хорошенькие нарядные актрисы, шаловливо посылавшие ему, юному мальчику с лицом херувима, свои поцелуи со сцены.

— Возможно, так и случится, Эд, — легкомысленно пообещала ему Мейбелл. — Вот поедем еще раз в Аберистуит, я поинтересуюсь у директора труппы, есть ли у них вакантное местечко. Давно хотела сыграть Клеопатру, соблазнившую великого Антония.

Тут она наткнулась на жесткий взгляд Альфреда, устремленный прямо на нее. Ее беззаботные лондонские воспоминания отвлекли его даже от мыслей о своем возможном участии в антиправительственном заговоре, а заявленное намерение стать актрисой окончательно заставило потерять покой.

— Моя жена не будет кривляться на театральных подмостках! — тихо, но веско заявил он ей, и сказал сыновьям: — Завтракайте без нас, мальчики, мне нужно серьезно поговорить с вашей будущей мачехой! Идите за мной, миледи.

Испуганная, потерявшая весь свой задор, Мейбелл последовала за женихом, мучительно гадая по дороге как ей его умилостивить, и объяснить, что она говорила не всерьез, а в шутку о своих планах стать актрисой. Просто непонятно, каким образом она допустила такой промах в присутствии Альфреда, зная, что он принадлежит к