Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

собою! На встречу с невестой граф Кэррингтон нарядился так, словно собирался на блистательный прием в Версаль к французскому королю. Он подобрал себе жюстокор с золотым шитьем, облачился в самое тонкое свое белье и надел новый, искусно завитый черный парик, стоивший едва ли не половину годового дохода его родового поместья. Платье Мейбелл из парчового атласа бронзового цвета, обильно отделанное белыми кружевами было не менее великолепным, и оба они представляли собою необычайно красивую пару, приковывающую к себе внимание всех присутствующих.

— Мейбелл, наконец-то ты приехала, — сказал граф Кэррингтон с восторгом, обычно ему не свойственным, и, прежде чем Мейбелл успела сказать ему, что она спешила в Уилтон как могла, подхватил ее на руки и прижал к себе, не слишком сильно, но так, что она полностью очутилась в его власти. Не выпуская своей драгоценной ноши из рук, Альфред понес ее в гостиницу, в лучшую спальню, которая имелась в этом заведении.

В спальне находилась огромная кровать с пологом из малинового бархата на четырех столбах, который ночью должен был охранять уединение спавших. У одной стены стоял большой гардероб, табурет, пара стульев, туалетный столик с зеркалом и обеденный стол, накрытый к ужину. Запах вкусно приготовленных яств манил и соблазнял испробовать все искусно разукрашенные блюда. Тут были тушеные донышки артишоков и сдобный сырной пирог с поджаристой корочкой, жареное мясо птицы с гарниром из овощей и сыр пармезан. На десерт предлагались засахаренные фрукты и орехи; белое рейнское вино золотилось в хрустальном графине, и свежий виноград соблазнительно раскинулся на широкой вазе. Накануне граф Кэррингтон приказал хозяину гостиницу украсить комнату, в которой он желал провести ночь с Мейбелл. Повинуясь приказу, служанки повесили на стену возле кровати красочный гобелен с изображением путешествия по лесу королевы фей Маб и ее веселой свиты, поставили в серебряную вазу несколько алых роз, источающих тонкий аромат, и зажгли — невиданное расточительство — не менее десятка толстых свеч, заливших комнату необычайно ярким, почти дневным светом. Из-за этих приготовлений спальня второсортной провинциальной гостиницы показалась Мейбелл необычайно праздничной и нарядной, и ее сердце окончательно растаяло от тех сладких слов, которые Альфред нашептывал ей.

Не обращая внимания на слуг, заканчивавших последние приготовления к ночному отдыху, Альфред Эшби продолжал ласкать свою невесту, все больше усиливая свой натиск.

— Ты восхитительная… — шептал он ей, нежно покусывая мочку ее уха. — Очень смелая и очень отважная! Этой ночью я дам тебе все, что ты захочешь, Мэйбл, ты такая желанная!

Мужские ладони мягко скользнули под одежду Мейбелл, вызывая сладостную дрожь во всем ее теле, а манящие игры на ушко окончательно сводили ее с ума. Поразительно, как это свидание отличалось от ее интимных отношений с королем Яковым, который, несмотря на свой немолодой возраст, отличался страстной нетерпеливостью и часто ненамеренно причинял ей боль в постели, думая прежде всего о своем удовольствии. Альфред Эшби в своих ласках был неспешен и расчетлив, его глаза, полные безграничной любви, ни на секунду не отрывались от ее лица, подмечая малейшие нюансы ее настроения. В отличие от извращенцев, не мысливших себе полового акта без того, чтобы не причинить мучения другому существу лорд Эшби всегда искал взаимности у женщин. Для графа Кэррингтона не было большего удовольствия видеть, что его партнерша в постели желает его не меньше, чем он ее, и слышать, как она в самозабвении выкрикивает его имя во время разгара их совокупления. Встреча с Мейбелл заставила его применить все свое любовное искусство для вызова в ней ответного отклика своему вожделению; раньше ни одна красавица, привлекшая его внимание, не вызывала в нем столь сильного желания завладеть ею, как его прелестная невеста.

Теперь Альфред Эшби чувствовал сердечный трепет у любимой, и этот трепет грел его и разжигал. Ее внутреннее желание рвалось наружу, ища себе удовлетворения, движения стали неконтролируемые и такие желанные для него. Едва дождавшись, когда слуги уйдут, Мейбелл спросила, очаровательно залившись румянцем смущения.

— Альфред, можно я раздену тебя?

— Если ты этого хочешь! Ты сегодня можешь делать со мной все, что хочешь, моя королева, — с готовностью ответил ей ее любовник, и со сдерживаемой страстью поцеловал ее руки, уже подрагивающие от нетерпеливого желания дотронуться до него.

И тогда Мейбелл принялась развязывать платок у него на шее. Ее пальцы нащупали сильно бьющуюся жилку на его шее. Девушка улыбнулась, возбуждающе провела кончиком своего указательного пальца по его коже, — и жилка забилась еще сильнее. Это обрадовало Мейбелл еще сильнее, показав, насколько полно ее обожаемый Фред находится в ее власти. Она действительно могла делать с ним все, что хотела! Девушка обнажила его грудь, покрыла ее своими поцелуями и начала опускаться ниже, к животу, покрытому рыжими завитками. Необходимость в прошлом ублажать в постели короля Якова Второго привела к тому, что она научилась легко угадывать и удовлетворять мужские желания, и в ней пробудилась заложенная в ней природой чувственность, помогающая ей не пугаться любовной страсти, какой бы она не была безумной и неистовой.

Графа Кэррингтона приятно удивили открывшиеся таланты его невесты быть чуткой и умелой любовницей. Он запомнил ее неопытной, восторженной девочкой, легко подчиняющейся ему во всем, когда он впервые слился с нею в любовном экстазе, но теперь перед ним была прелестная соблазнительница, прекрасно знающая, что она хочет от мужчины. Альфред Эшби предпочел не раздумывать о том, откуда его невеста почерпнула свои умения — ведь действительность была так прекрасна, что не хотелось алгеброй портить гармонию. Его вполне устроила мелькнувшая мысль о всеведущей любви, которая вдохновила Мейбелл на удовлетворение их страсти.

Мейбелл дошла до его штанов, и вид его торчащего полового члена заставил ее радостно засмеяться — такой он был большой и готовый к любовным подвигам. В свою очередь, девушка быстро сдернула с себя ставшее ненужным платье — она заранее выбрала такое, чтобы его можно было скинуть без помощи камеристки. Глазам Альфреда прежде всего предстали соблазнительные округлости, взволнованно вздымающиеся от нетерпеливого ожидания его ласк. Он смял груди девушки своими сильными пальцами, опрокинул ее на кровать и придавил ее всей мощью своего тела. Мейбелл изловчилась, и так широко расставила перед ним свои ноги, как только могла. Эта ее готовность полностью принять его в себя, до полного растворения, окончательно свела Альфреда с ума. Он оправдал ожидание Мейбелл, прижал ее к себе еще сильнее, проник в нее так глубоко, как это было возможно, и начал подчинять их тела единому ритму силы