Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

— О, Фред, как хорошо… Не останавливайся! Я тебя люблю, и умру, если ты меня оставишь.

Альфред же был слишком переполнен своими чувствами, чтобы что-то отвечать своей ненасытной возлюбленной. Он то жарко целовал ее губы, наслаждаясь их податливостью, то сосал манящие точки-вишенки на кончиках ее грудей. Одно удовольствие было наблюдать за дрожащим телом Мейбелл, слышать ее прерывистое дыхание, и нежность к этой чудесной девушке все больше наполняла его сердце. Никогда Альфред Эшби не испытывал такой полноты любовных ощущений, хотя он давно потерял счет женщинам, которые прошли через его постель, и было просто чудом, что в какой-то миг он оставил восхитительное тело Мейбелл, желая перевести дух. Словно кто-то чужой и враждебный их любви заставил его сделать это! Мейбелл разочарованно посмотрела на него, но ничего не сказала, и надев приготовленный служанкой кружевной пеньюар, с аппетитом принялась за поздний ужин. Она изрядно проголодалась, поскольку перед этим днем так волновалась за предстоящую встречу с любимым, что почти ничего не ела, и теперь наверстывала упущенное.

Графа Кэррингтона ничего не привлекло из блюд, но он с нежностью начал следить, как Мейбелл лакомится артишоками и нежным мясом жареной куропатки. Она была необычайно прелестной, даже когда предавалась обжорству и слизывала капельки жира со своих изящных пальцев. Но самые лакомые и сочные кусочки Мейбелл скоро начала совать ему в рот, и он не мог противиться искушению лишний раз ощутить ее желанные прикосновения, поэтому послушно съедал все, чем она его кормила. С каждой минутой Мейбелл снова все больше становилась соблазнительной для него, чему в немалой степени способствовал весьма откровенный пеньюар, который больше открывал, чем скрывал, манящие изгибы ее тела.

После ужина силы вернулись к Альфреду и Мейбелл, и они снова бросились в объятия друг друга. Для них любовь стала огнем, который разгорался тем больше, чем больше они ему предавались. Давно догорели все свечи, которые должны были освещать их встречу, комнату озаряло лишь пламя в камине, которое отбрасывало на темные стены зловещие тени. Но влюбленные не замечали тишины вдруг умолкнувшего мира, этой ночью им никто не был нужен. И Мейбелл своим любящим сердцем поняла, что на этот раз она окончательно, бесповоротно покорила высокомерного графа Кэррингтона, и отныне он будет любить ее не меньше, чем она любит его.

Едва на востоке робкая полоска зари коснулась линии горизонта, граф Кэррингтон стал готовиться к возвращению в военный лагерь, где дела требовали его присутствия. Он встал, оделся, прицепил к поясу свою шпагу и подошел к кровати бросить прощальный взгляд на Мейбелл.

Молодая девушка спала глубоким сном посреди уютного гнездышка, созданного скомканным покрывалом и провалом мягкой перины. Умиротворенная улыбка озаряла ее нежное лицо, обрамленное шелковистыми темными волосами, и граф Кэррингтон застыл в восторженном созерцании, сознавая, что даже великому Фидию не удалось бы в полной мере отразить в мраморе ее красоту и совершенство форм. Нет, ни одному художнику было не под силу соперничать с богом, создавшим прелесть его спящей невесты, даже во сне поражавшей своей редкой красотой, и граф был готов смотреть на нее до бесконечности.

Пристальный взгляд Альфреда Эшби заставил Мейбелл открыть свои глаза, и она потянулась на своем ложе, словно разомлевшая кошка. Еще не вполне проснувшись, девушка еще раз пошевелилась, словно стирая грань между реальностью и ночными сновидениями. После ночи любви ей снились чудесные сны, а пробуждение стало для нее еще более чудесным. Любимый был рядом с нею, и смотрел на нее с такой любовью, что Мейбелл была готова запеть от счастья. Ей хотелось кричать о своих чувствах к нему на весь Уилтон. Она подняла на жениха сияющие глаза, и он, не в силах противиться их нежности, склонился над ней. Губы Альфреда коснулись волос Мейбелл, ласково притронулись к ее вискам, быстро прошлись по нежной шее. Его крепкие руки бережно обвили тело девушки и любовно сжали ее талию. Она прижалась к горячей мужской груди, в которой билось навеки преданное ей сердце, и, задыхаясь от волнения, прошептала:

— Я люблю тебя, Фред! Я хочу быть твоей женой!

Альфред Эшби поднялся, словно ослепленный сиянием ее чудесных серых глаз, и серьезно проговорил:

— С этой ночи, Мэйбл, ты самое дорогое, что у меня есть. Клянусь своей жизнью, ты станешь леди Эшби. Прими от меня вот это, — он снял со своего пальца алмазный перстень и протянул его девушке. — Это самая памятная для меня вещь — обручальное кольцо, которое мой отец подарил моей матери. Теперь оно твое. Даже Саре я не мог подарил его, но тебе отдаю его с легким сердцем, ведь мое сердце давно стало твоим.

— Фред, я ни за что и никогда не расстанусь с ним, — радостно пообещала любимому Мейбелл. Теперь она окончательно убедилась в том, что его намерения, касающиеся брака с нею, более чем серьезны, если он с такой готовностью отдает ей обручальное кольцо своих родителей. Можно считать, что она уже является женой Альфреда.

Граф Кэррингтон бережно надел алмазный перстень на указательный палец руки своей невесты, после чего почтительно поцеловал ее руку, на которой засияло его обручальное кольцо. В его поцелуе чувствовалась уже не страсть, а благоговение. После той полноты любви, которую Альфред Эшби испытал к Мейбелл минувшей ночью, он уже не мог сказать, где кончается его страсть и начинается глубокое к ней уважение — эти два редко сочетающиеся чувства уже глубоко переплелись у него друг с другом. Теперь граф Кэррингтон сознавал, что он будет счастлив стать даже не мужем Мейбелл Уинтворт, а ее слугой. Он поистине обожал эту девушку, и мечтал никогда не расставаться с нею. Однако этим утром он должен был оставить ее ради исполнения своих обязанностей военачальника, о чем он сообщил Мейбелл печальным голосом.

— Этим утром к нам должны присоединиться новые ополченцы, но на следующий день я снова приеду к вам в эту гостиницу, дорогая, — поспешил прибавить граф Кэррингтон, видя, что ее глаза погрустнели.

— Я буду ждать, Фред, — пообещала ему Мейбелл. Действительность настолько превзошла ее ожидания, что дневную разлуку с любимым она сочла не слишком тягостным испытанием. Удовлетворенный ее ответом граф Кэррингтон вернулся в лагерь повстанцев.

Глава 25

Когда наступило утро, к лагерю начали подходить новые отряды вооруженных