Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

Альфред вывел ее из дома, повел в сад, и тут уже Мейбелл струхнула окончательно. Неужели он готовит ей такой жестокий разнос, что не желает, чтобы о нем знали слуги. А может он решил сказать, что порывает с нею?

Граф Кэррингтон заметил явный страх на лице своей возлюбленной, и настороженность в ее больших серых глазах, устремленных на него, и уголки его губ невесело опустились. Разве он так запугал ее, что в ее сердце больше не осталось той безоглядной любви, которой она раньше одаривала его так щедро как дождь летние цветы. И неужели ему придется отпустить ее, когда выяснится, что она больше не испытывает к нему нежных чувств? Но, во всяком случае, он попробует вернуть себе ее привязанность.

Альфред Эшби бережно взял девушку за подбородок, заставил посмотреть прямо в его глаза и ласково спросил ее:

— Мейбелл, ты разве надумала оставить меня, если стремишься попасть в театр?

— Нет, Фред, нет, я просто шутила с мальчиками, — с отчаянием проговорила Мейбелл, в душе молясь небесам, чтобы Альфред ей поверил. — Я мечтаю о том, чтобы стать твоей женой, но ты запретил мне упоминать о нашей свадьбе.

— Прости меня, дорогая, прости мне эту черствость, — с раскаянием проговорил граф Кэррингтон. — Теперь мы будем поступать так, как этого хочешь ты. Назначай сама дату нашего венчания.

— Я хочу, чтобы мы вступили в законный брак уже в этом месяце, как только будут сделаны все необходимые приготовления, — быстро проговорила Мейбелл, опасаясь, как бы ее любимый не нашел какую-нибудь уважительную причину для отказа. Но Альфред только счастливо улыбнулся ей в ответ.

— Я согласен, — нежно сказал он Мейбелл, и привлек ее к себе с явным намерением ее поцеловать. Его руки сомкнулись у нее на талии, он еще ближе притянул ее к себе, и она почувствовала мощные мускулы его ног. Девушка уловила слабый, тонкий аромат его дыхания, смесь запаха мужского пота от его одежды и дорогих духов. Это сочетание доводило ее до головокружения, почти опьяняло. Она порадовалась тому, что позади нее растет крепкая яблоня, и какая-то опора у нее будет, если она окончательно потеряет голову. Голова Мейбелл запрокинулась назад, ее небольшие, изящно очерченные губы раздвинулись, принимая его поцелуй. Для них двоих время будто остановилось, а затем, после нескольких упоительных мгновений, нехотя пошло дальше.

— Мейбелл, я не могу ждать свадьбы, — тяжело дыша от все более разгоравшегося желания, признался Альфред. — Можно, я приду сегодня ночью в твою спальню?

Мейбелл ничего не ответила, она только согласно закивала головой словно ребенок, получивший желанную игрушку. В этой девушки глазах, устремленных на него, Альфред Эшби прочитал столько любви, признательности и восторга, что окончательно осознал насколько были беспочвенны его подозрения, будто он был для нее не более чем мимолетным увлечением. Теперь его постигло раскаяние, что он так долго и напрасно мучил их обоих, и граф Кэррингтон почувствовал желание оправдаться перед любимой за свое прежнее неприглядное поведение.

— Любовь моя, прости меня за то, что я был и жесток, и несправедлив к тебе, но попробую объяснить, почему я словно только то и делал, что подвергал тебя испытаниям, — сказал он, все еще не выпуская ее из своих объятий. — Знаешь, чего больше всего на свете боятся мужчины, которые не испытывают страха даже перед лицом неизбежной смерти⁈ Стать жертвой любви к женщине, которая этой любви совершенно недостойна. Для нас, мужчин, любить красивых женщин также легко, как и дышать, и мы легко попадаем в полную зависимость от этой страсти. Хорошо, если эта женщина добра, мудра и великодушна настолько, что не будет злоупотреблять своей властью, а если нет? Тогда для нас любовь становится сущим адом, западней, из которой нет выхода, худшей из тюрем. Ведь мужчины, в отличие от женщин, почти не наделены даром приспосабливаться к обстоятельствам, и мы всегда стремимся эти обстоятельства прогибать под себя. Или спасаемся, кто осознанно, кто нет, от любовных сетей жестокостью, пьянством, распутством, грубостью и цинизмом. Звучит не слишком красиво, но такова наша цена, которую мы платим за нашу внутреннюю свободу. Однако, когда мы убеждаемся, что наша любимая прекрасна не только телом, но и душой, тогда мы сами с овечьей покорностью падаем к ее ногам, и отдаем в ее руки все бразды правления.

— Фред, по-настоящему я смогу быть счастлива только тогда, когда вижу, что я делаю тебя счастливым, — принялась уверять своего возлюбленного Мейбелл, которая теперь лучше начала понимать натуру своего избранника. — Так не бойся своих чувств ко мне, ты единственный мужчина, которого я по-настоящему люблю, и буду любить.

— Мейбелл, для меня твоя верность очень многое значит! — Альфред в волнении сжал руки своей любимой девушки, чувствуя такую безграничную радость в душе, словно он получил то, о чем мечтал всю свою жизнь. — Если ты так верна мне как говоришь, значит, ты действительно меня любишь, и я желаю одного, чтобы скорее наступила следующая ночь, чтобы мы без помех могли отдаться друг другу.

Мейбелл испытывала то же самое, что и ее возлюбленный. Не помня себя от счастья, она вернулась в дом, и отдала служанкам кое-какие распоряжения по подготовке своей свадьбы с графом Кэррингтоном. Затем она поспешила в свою спальню и достала новый пеньюар из кремовых кружев, который она купила в Аберистуите в надежде провести в ней ночь любви. Правда, тогда, в магазине, она могла только робко надеяться на то, что Альфред обратит на нее внимание. Но теперь сбылось все, чего она так страстно желала.

Граф Кэррингтон, видя счастливое лицо своей возлюбленной, и сам будто пребывал на седьмом небе от счастья. Он нетерпеливо посматривал на часы, словно таким способом мог ускорить наступление желанной ночи, обещающей упоительное свидание с любимой Мейбелл. Она, желая приготовить нечто особенное к сегодняшнему ужину, побежала на кухню обговорить с поварихой меню, и оставила его изнывать в одиночестве в гостиной. Он нетерпеливо прислушивался к звукам за дверью, стараясь уловить шаги своей любимой, но его слух уловил нежеланный шум прибытия во двор большого отряда.

«О, нет, господи, только не сегодня! — чуть не простонал Альфред Эшби, чувствуя, что рушатся его надежды на желанное уединение с Мейбелл. — Сейчас всякие гости для меня — это мои злейшие враги!».

Но небесам