Летний сад - Полина Саймонс

спавшая в одном белье, уже готова была согласиться, но что-то во взгляде Сайки остановило ее. Что это было? Глаза Сайки были слишком черными, чтобы рассмотреть зрачки, но что-то было в этих миндалевидных немигающих глазах и в том, как полуоткрылся крупный рот… Это озадачило Татьяну.

– Э-э-э… Я выйду через пять минут.

Татьяна задернула оконные занавески. Она спала в крошечной нише рядом со старой плитой, которой давно не пользовались. У ниши повесили эти занавески, так что Татьяна могла притворяться, что это ее спальня, а не отгороженная часть кухни. Ей было все равно. Это было единственное время в ее жизни, когда она спала в одиночестве.

Умывшись и одевшись, Татьяна не спеша пошла вместе с Сайкой по утренней деревне, вдыхая свежий воздух. Она повела Сайку к дому Берты. У Берты была корова, которую нужно было доить. Сайка тут же спросила, почему Берта не доит корову сама.

– Потому что она очень старая. Ей вроде лет пятьдесят! И у нее артрит. Она не может ухватиться за вымя.

– Тогда почему она держит корову, если не может о ней позаботиться? Она ведь может ее продать за полторы тысячи рублей.

Татьяна повернулась к Сайке:

– Потому что тогда у нее будет полторы тысячи рублей, но не будет молока. Какой смысл?

– Она может покупать молоко.

– Деньги исчезнут за три месяца. А корова будет давать молоко еще семь лет.

– Да я просто так говорю… Зачем иметь корову, если не можешь за ней ухаживать?

Берта очень удивилась, увидев Татьяну в такой ранний час; она всплеснула пораженными артритом руками и воскликнула:

– Боже мой! Кто помер? Даже моя матушка еще спит! – Берта была маленькой, пухлой, темноволосой женщиной с острыми глазами-пуговками. – И не пятьдесят, невозможный ребенок, – заявила она, – а шестьдесят шесть.

Хотя ее руки и были изуродованы, она все же приготовила Татьяне и Сайке чай и яйца и, пока девочки ели, гладила кривыми пальцами мягкие волосы Татьяны. Сайка наблюдала.

Они принесли Даше свежее молоко, а потом вышли в луга за деревню, в высокую траву. Татьяна сказала Сайке, что представляет себе американские прерии: они должны выглядеть вот так, с высокой травой, уходящими за горизонт.

– Ты мечтаешь об Америке, Таня?

И Татьяна, слегка смутившись, ответила:

– Нет, не мечтаю, просто представляю прерии.

Сайка рассказала Татьяне, что не знает, где она родилась (как такое могло быть?), но последние несколько лет жила в маленьком городке под названием Саки, на севере Азербайджана, на Кавказе. Азербайджан был крошечной республикой, приютившейся между Грузией и Ираном. Иран! Это вполне могло быть неким доисторическим миром, полным папоротников и мастодонтов, настолько это было за пределами понимания Татьяны.

– А оттуда мы поездом приехали сюда. Осенью у моего отца будет новая работа на севере Колпино.

– Новое место? А чем он занимается?

Сайка пожала плечами:

– Чем занимаются взрослые? Он уходит утром. Он возвращается домой вечером. Мать спрашивает, как прошел день. Он говорит: хорошо. На следующий день все повторяется. Иногда он куда-то уезжает. – Она немного помолчала. – А твой отец путешествует?

– Да, – с гордостью ответила Татьяна, как будто поездки ее отца были отражением ее личной славы, как будто было просто фантастично то, что ее воспитывает отец, который путешествует. – Он на месяц уехал в Польшу. Обещал привезти мне платье!

– О, платье! – Сайка произнесла это так, словно ничего менее интересного и не найти. – Мы не были в Польше, но были в других местах. В Грузии. В Армении. В Казахстане. В Баку, на Каспийском море.

– Ух ты, ты везде побывала! – с легкой завистью воскликнула Татьяна.

Она не хотела, чтобы Сайка не путешествовала. Ей просто хотелось самой немножко поездить в разные места. А она только и видела что Ленинград и Лугу.

Они сели на какой-то камень, и Татьяна показала Сайке, как едят сладкие цветки клевера. Сайка сказала, что никогда прежде их не пробовала.

– На Кавказе нет клевера? – спросила Татьяна, удивленная тем, что Сайка могла прожить столько лет, ни разу не коснувшись вездесущего клевера.

– Мы жили в деревеньке в горах, пасли овец. Я не знаю, может, там и есть клевер.

– Вы пасли овец?

– Вроде того.

Снова эта неопределенность.

– Что это значит?

Сайка улыбнулась:

– Не думаю, что мы были очень хорошими пастухами. Мы то и дело загоняли овец прямо в волчьи пасти. – (Татьяна повернулась, чтобы лучше видеть Сайку, улыбнувшуюся при этих словах.) – Шучу. Это были не овцы, Таня. На самом деле мы пасли коз. – Она иронически фыркнула. – Я не хочу говорить об этом. Я ненавижу коз. Отвратительные грязные животные.

Татьяна ничего не сказала. Она никогда не задумывалась о козах, но она вдруг почуяла нечто, что заставило ее мягко отодвинуться от Сайки. Смутившись от собственной реакции – но снова этот запах! – Татьяна заставила себя сидеть спокойно, глядя на руки Сайки, странно грязные для раннего утра. Татьяне хотелось спросить о грязи под ногтями Сайки и о темных пятнах на коже, коричневых полосах на пальцах, но тут она перевела взгляд ниже и заметила такие же грязные ноги в сандалиях и попыталась понять, что могла делать Сайка в семь утра, чтобы так измараться. Потом Сайка заговорила, и дыхание, вырывавшееся из ее рта и долетавшее через летний луг до носа Татьяны, заставило Татьяну осознать, что именно вынудило ее отодвинуться, – это был неприятный запах.

Татьяна встала. Сайка пошла впереди, и тут до Татьяны долетел и запах ее тела. От Сайки пахло плесенью и аммиаком. Сбитая с толку Татьяна посмотрела на Сайку, закинувшую руки за голову и потянувшуюся. Но волосы Сайки блестели, как только что вымытые, и лицо грязным не было. Она не была немытой, она просто выглядела и пахла, как давно не мытая.

Девочки остановились друг перед другом. На темноволосой было платье цвета индиго. Светловолосая надела светлое платье с цветочным рисунком. Сайка была на голову выше, ее ступни – вполовину больше, а когда Татьяна присмотрелась внимательнее, она заметила, что второй и третий пальцы на ногах Сайки росли в форме буквы V. Татьяна смотрела на них неприлично долго и наконец показала пальцем:

– Хм… Я такого никогда не видела. Что это такое?

Сайка посмотрела вниз:

– А, это… ну да. У меня сросшийся сустав. – Она пожала плечами. – Отец шутит, что у меня парнокопытные ноги.

– Парнокопытные ноги? – неловко повторила Татьяна. – Что он хочет этим сказать?

– Не знаю. Но ты определенно задаешь слишком много вопросов, девочка. Позволь и мне задать вопрос. Можем мы пойти поиграть с Пашей?

Они медленно