Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн

— В выпускном классе средней школы я по-настоящему увлекся вечеринками, крепким алкоголем и наркотиками. Думал, что буду просто кайфовать по выходным, пятницам, субботам. Со мной было веселее, люди хотели тусоваться рядом со мной. Я был популярен, это было… пьяняще, я думаю, что глупо, потому что меня никогда особо не волновала популярность. Потом я попал сюда, и там было то же самое, но бесплатно. Наркотики теперь были по средам после одиннадцати, потому что в четверг у меня не было занятий, только тренировка по хоккею в семь, и я мог всю ночь накуриваться, отоспаться несколько часов и притащить свою задницу на тренировку.

Я слегка хмурю брови, вглядываясь в затемненную комнату, в свою кровать, на которой я спал дважды, придвинутую вплотную к противоположной стене. Мои смятые простыни все еще скомканы, нетронутые с тех пор, как я спал здесь в последний раз. Это заставляет меня вспомнить прошлый год, когда я тоже никогда не был в своей постели.

— Скоро я начал врываться на занятия в неподходящее время, в неподходящие дни, ночевать в случайных домах, машинах, заброшенных зданиях. — я сглатываю. Тяжело. — Я хотел умереть. — шепчу я в комнату. — Я пытался. — я сглатываю. — Я заменил таблетки на иглы и надеялся, что случайная передозировка выведет меня из строя. И когда это не сработало, я вскрыл себя, пытаясь покончить со всем этим, но Рекс нашел меня.

Сосредотачиваюсь на моей тени, карабкающейся по противоположной стене.

— Что значит… — я замолкаю, обдумывая свой вопрос. Приглушенные слова: — Каково это для тебя — быть под кайфом?

Опустив подбородок, я смотрю направо, глядя на нее из-под ресниц. Она все еще смотрит на меня. Молчит. Я не уверен, что она все это время моргала. Воздух кажется тяжелым. От моего вопроса он становится еще тяжелее. Я наблюдаю, как ее грудь поднимается и опускается, быстро, тяжелая, но легкая.

— Я думаю. — я облизываю губы, опускаю взгляд и слегка качаю головой. — Я думаю, что иногда мне этого не хватает.

Тогда я поднимаю голову, смотрю на нее, моя рука двигается, пальцы разжимаются.

Я позволяю им скользнуть по ее светлому постельному белью к ее босой ступне, к облупившемуся темному лаку на ее маленьких круглых пальчиках. Ее глаза, наконец, двигаются, закатываясь к основанию глазниц, отслеживая медленное скольжение моих толстых пальцев. Она не пытается остановить меня. И на этот раз, когда моя теплая кожа встречается с ее холодной, она не вздрагивает, ее глаза закрываются, ноздри раздуваются, она прерывисто втягивает воздух.

— Я могу быть тем, кем ты захочешь меня видеть. — я сглатываю, шепот срывается, когда он вырывается наружу. — Я могу быть таким, каким ты захочешь.

Мои пальцы гладят крошечные косточки в верхней части ее стопы, маленькие твердые выступы под ее светлой кожей.

— Мы можем получить кайф вместе, прямо сейчас, Сокровище. — я думаю о таблетках, иглах, крови. — Я могу быть всем, чем тебе нужно, мы можем вместе оторваться от края пропасти.

Я смотрю на ее лицо, все в синяках, губа разбита, распухшая с одной стороны, блестящая, смазанная чем-то скользким, вроде бальзама, чтобы успокоить ее. Ее светлые глаза поднимаются на меня, мертвые и тусклые, и это не имеет ничего общего с темнотой комнаты.

— Иди домой, Линкс. — шепчет она дрожащим голосом, как будто напугана и не может отдышаться.

Хмурю брови, пальцы сильнее впиваются в ее ступню, мои губы приоткрываются, готовые запротестовать, когда ее глаза резко закрываются, сжимаются. Ее ступня выскальзывает из-под моих пальцев, быстро поджимается под себя, прикрывая ее от меня.

— Пожалуйста. — снова шепчет она, подбородок дрожит. — Пожалуйста.

Прикусывая нижнюю губу, я заставляю себя встать, отворачиваясь от нее, направляясь к двери.

— Не то чтобы это что-то значило. — говорю я, пристально глядя на деревянную дверь. — Но я хотел бы забрать все это обратно. — я сглатываю, ненавидя себя. — Я не думаю, что "извини" на самом деле что-то значит, это просто слово, которому люди учат своих детей, чтобы показать, что они хорошо себя ведут, вежливы. И я даже не объяснился. Наверное, я не хотел оправдываться за свое поведение. Я просто хочу извиниться, не произнося дерьмового слова. Я…

Я почти задыхаюсь от вырвавшихся слов, но облизываю губы, стараясь произнести их четко.

— Я любил себя. В ту первую неделю. Я любил себя. И это было из-за тебя. — я чувствую, как у меня дрожат губы, голос срывается. — Ты заслуживаешь всего мира, Сокровище.

Я шмыгаю носом, берусь за дверную ручку и, не оглядываясь, открываю дверь, оставляя свое сердце позади.

Глава 37

БЕННЕТТ

Воздух пронзает мои внутренности, когда я мчусь сквозь ветер, проскальзывая в дверь за каким-то пьяным мальчишкой, который держит другого пьяного, и они вдвоем неуклюже пробираются внутрь. Я оставляю им лифт и вместо этого бегу вверх по пустой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

Мои ботинки стучат по стальным ступеням, унося меня все выше и выше, я ударяюсь ладонями о дверь на седьмом этаже.

Я глубоко дышу, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце, пока медленно иду по тихому коридору. Настенные лампочки включаются, когда я прохожу мимо их датчиков, автоматически освещая путь передо мной.

Прижав кулак к дереву, я стучу костяшками пальцев в дверь Поппи, не отрывая взгляда от пола, от потертых носков своих ботинок.

Нет ни движения, ни звуков, ничего за тонкой перегородкой, отделяющей меня от нее. Я проверяю ручку, одновременно приятно и неприятно удивленный, обнаруживая, что она не заперта, и я оказываюсь в тускло освещенном помещении, закрывая дверь за своей спиной.

Я не жду, пока она заговорит, не жду возражений. Я подхожу к ней, забившейся в угол комнаты. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, губы приоткрыты. Я наклоняюсь над ней, хватаю за талию и поднимаю ее. Кружа нас и усаживаясь на ее подушки, я притягиваю ее к себе, сажаю к себе на колени, обнимаю ее и крепко прижимаю.

— Что ты делаешь? — она шепчет.

Моя грудь вздымается, ее медленно и ровно, но я чувствую ее сердце через спину, оно все сильнее и сильнее бьется о мою ладонь.

Она напряглась в моих объятиях, ей неловко, но я делал с ней гораздо худшие вещи, из-за которых ей было еще хуже. А эта… это ерунда.

Я наклоняю голову, облизывая губы, смотрю в ее глаза, где она нависает прямо надо мной.