Кто такая Марта - Екатерина Началова

— Конечно, подумала… Конечно, не уверена! — она всхлипывает, попеременно то пробуждая, то снова убивая остатки надежд. — Я не могу его забыть, не могу. Я пыталась, но… Он не забываем… Он в крови, понимаешь? Я должна, папа…

Речь обрывиста, слова несуразны — она не может объяснить. Не требую большего, потому что и сам не мог объяснить, как однажды полюбил Берту. Вместо слов говорят действия, дрожащие плечи, и решимость.

— Мне трудно с этим смириться… — с трудом отвечаю.

Марта рыдает, что понимает, что любит меня, маму, всех. И его. Она обещает писать, а я отмечаю, она уже задумала писать. Понимаю, дело безнадежно.

​

Домой дочь я всё же возвращаю, но только для того, чтобы она попрощалась со всеми.

— Мама, мамочка…

Навсегда запоминаю ее голос, слезы, а затем слезы Берты. Даже после того, как все кончено, я не уверен, потому что не могу… Не могу быть уверен!

Ее голос все еще звучит в голове. Выписка приговором лежит на моем столе.

​

Марта Тихорско-Темная

Род: маги.

Степень: 8.

Положение: Высокородная леди.

Рождение: 30 день, 1 месяц, 1559 год от о. т. в. х.

Смерть: 29 день, 2 месяц, 1522 год от о. т. в. х. (засекречено)

…;

Дата брака: 24 день 11 месяц 1441 от о. т. в. х. (засекречено)

Муж: Сокур Урумийский (засекречено) впоследствии Кирел Верхеннарийский (засекречено).

Дети: 4 (засекречено)

…;

Идейная вдохновительница и основательница женского факультета при храме высшей магии (засекречено).

Первая женщина, сумевшая получить звание высшего мага (засекречено).

Глава 58. Сторона стены

Через двадцать четыре дня

Остановившись на краю площади Аспина, я верчу головой, одновременно пытаясь справиться с мелкой дрожью. Коварно подкараулив у площади, она злорадно пользуется моментом, чтобы пройтись по коже самой жесткой теркой. Я шла почти месяц и пришла… куда-то. Не знаю какой год, но вижу, что черное лобное место еще есть, а булочной с моим именем не видно.

Небо… Как страшно-то!

Получилось? Да? Нет?

Стараюсь не обнадеживаться, но, конечно, обнадеживаюсь. Я так боялась сдвинуть что-то во времени, что предпочла делать все ровно так же, как в первый раз: покорно шла пешком, откликалась на любые просьбы, даже не пользовалась Силой — только вначале для порталов. С момента расставания с Сокуром прошел почти год. Перенесло ли озеро меня так же на сто сорок лет назад или я случайно перелетела на сто сорок один и все повторится сначала? А если день не тот, и мы не встретимся? А если я пришла, когда Сокуру уже сорок? Даже маленькая погрешность во времени может иметь огромное значение. За дни пути я немало всего передумала и решила, что в крайнем случае дойду до озера, а смогу отправиться на новый заход…

Пока что готовлюсь к худшему. Бесконечно кручу головой в поисках медных волос, но их не вижу. Передо мной только море разноцветных платков и капюшонов. Уши мерзнут — я сняла черный парик, открыв огненный цвет собственных волос, чтобы он увидел, если… Если еще ждет. Если еще хочет видеть.

Солнце подбирается к полудню, подмигивая через вуаль седого осеннего неба. На площадь ручейками стекается и плотно набивается народ. Я начинаю подозревать, что опять попала на казнь. Может на ту же самую…

Колотит. Какая же я трусиха…

Не могу стоять спокойно. Ужасно хочется найти спиной хоть какую-то опору — стену, столб. Но их нет, и приходится удерживать себя самой. Переминаясь с ноги на ногу, я трясусь как последний осенний лист на ветке. То и дело ловлю на себе взгляды — любопытные, острые, непонимающие или наоборот, слишком понимающие. Страх чувствуют.

— Чего трясешься-то, пигалица… Не тебя же казнят! — буркает худая женщина, которой не нравится соседство с моей дрожащей рукой. Не дожидаясь ответа, она пробирается подальше, на прощание от души пихнув меня локтем.

— Куда прешь?! — возмущается мужчина впереди. Ему тоже достается.

— А нечего стоять на дороге! Глаза с утра протирать надо!

Они препираются, а я даже не сержусь, не до них.

Я вытягиваю шею, пытаясь рассмотреть, что происходит. Из-за спин и голов видно мало.

— Жмунь! Жму-у-нь! Сюды! Ведут! Ведут!

Та же торговка! Ахнув, я подпрыгиваю на месте, пытаясь рассмотреть, кого ведут. Это что… Мне опять принимать поручительство? Толпа смыкается и шевелится, как одно огромное лоскутное покрывало. Я опять вижу блестящие металлические верхушки солдатских шлемов устаревшего фасона, вижу длинные палки пик над ними. Сердце вытягивается и сжимается. Сколько не всматриваюсь, рыжих волос Сокура не вижу. Встаю на цыпочки и тяну шею вверх, пытаясь не скулить от страха, непонимания и глупой слепой радости.

Сокур? Сокур?!

— Всего лишь мелкий жулик. Ловкий, но глупый. Украл кольцо прямо с пальца судьи, представь? — раздается голос над ухом. Приятный мужской голос, не давящий, со смешинкой. Непонятно, серьезно говорит или нет…

Голос Сокура.

Замираю, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— А когда поймали, он кольцо проглотил.

Сокур говорит рядом так непринужденно, как будто… как будто…

Ни жива, ни мертва, я поворачиваюсь.

…как будто он ничего особенного не чувствует.

Поворачиваюсь и застываю, не в силах пошевелиться. Он, он, он, он! Снаружи звучит горн, внутри меня трубит тоже. А может только внутри, не разбираю, не могу разобрать. Ноги подкашиваются, голос мгновенно пропадает. Сердце, ахнув, прячется куда-то за ребра, подальше. Я приоткрываю рот, силюсь что-то сказать и… молчу.

Сокур смотрит на меня сверху вниз сдержанно. От испуга я не могу понять, есть ли что-то за этим. Он почти такой же каким был, но одновременно другой: теперь кажется взрослее, уже молодой мужчина, такого не назовешь парнем. Скулы высокие, на коже загар, оставшийся с лета. На спинке носа несколько веснушек. Кончики пушистых ресниц такие же золотистые, а глаза…

Глаза уже голубые и зрачки в них круглые, больше не вытянуты в две иглы. Змея нет. Сколько времени прошло для него? Не меньше года, больше… Два? Три?

— …за кражу ценного имущества у уважаемого гражданина… — голосит орало, перекрикивая толпу.

Этот момент я репетировала очень