Укушенная - Джордан Стефани Грей

мне руки и ноги за спиной и бросила в эту тюрьму. — Женщина поднимает на меня широко раскрытый взгляд. — Это были пытки. — Она вздрагивает. — Так много пыток.

По её лбу стекают капли пота. Я отступаю на шаг. Женщина кричит. Гортанный и безумный. Укус овладевает ею, и она вцепляется в волосы.

Она умирает.

Они все умирают.

И они даже не помнят, как это с ними случилось. Это мог быть кто угодно. Это мог быть — у меня в голове всё переворачивается — чёрт возьми.

Синяки под глазами. У женщины, которая их схватила, были синяки под глазами. Королева Сибилла. Я бросаю взгляд на женщину в камере. «Однажды вечером я была на свидании на пляже…»

Я поворачиваюсь к мальчику.

— Ты тоже ходил на пляж?

Маленький мальчик кивает.

— С моей мамой. Она водила меня строить замки.

— А ты пошла на свидание?

Женщина перестаёт плакать. Её голос звучит тихо. Истощённо.

— Да. Мы познакомились в приложении для знакомств. Она пригласила меня на пляж. Было поздно. Мы устроили пикник на песке.

Молодой человек, который не может говорить, указывает на себя. Яростно хлопает себя по ране на горле.

— Ты тоже? — спрашиваю я.

Он яростно кивает.

— Понимаю. — Но это не так. Я знаю, что передо мной кусочки головоломки, но я не знаю, как они сочетаются друг с другом. С чего бы волку кусать всех этих людей? Почему всё так ужасно провалилось, что этих людей заперли и подвергли пыткам? Нетти сказала, что невозможно разделить душу на части столько раз. Значит, это делает один и тот же человек?

Они сделали это со мной?

И, самое главное, как этот двор — как королева — узнала о похищении каждого из нас?

— Мне нужно уходить, — бормочу я. — Но я вернусь, клянусь. Я принесу еду… одеяла… — Я выясню, кто это с вами делает, и остановлю их.

— Не беспокойся, — говорит женщина, прежде чем озвучить ту самую мысль, которая посещала меня с тех пор, как я ступила в подземелье. — Мы мертвы, что бы ты ни делала.

31

Я, спотыкаясь, прохожу через дверной проем, поднимаюсь по лестнице, иду по коридору. Мои шаги неуклюжие и неровные, но я больше не беспокоюсь о том, чтобы скрыть их.

Я думаю о тающих ручках ребёнка. Об отсутствующем языке мужчины.

Они были Укушены. Обречены умереть или выжить. Но королева — она не оставляет им выбора в этой тюрьме. У Селесты тоже не было выбора.

Должно быть, королева прячет их, пытает. Приговорив их. Почему? От этого вопроса у меня мурашки бегут по коже. Моя рука нащупывает опору на стене и тянет меня вперёд, хотя ноги спотыкаются сами собой.

Это могла быть я. Это была Селеста.

Почему выжила я, а не другие?

Хуже всего — это невыносимая боль от осознания — ожидания — их смерти. Это безнадёжно. Я не могу их спасти. Я могу только осознавать, что их жизни гаснут, как свечи в темноте. Одна, две, три из них. Ребёнок. Кто знал, сколько их было до них; кто знает, сколько их будет после них?

Как мне это исправить?

Я не могу. Я просто… Я всего лишь девушка. Я даже не могу раскрыть убийство своей лучшей подруги. Я распахиваю дверь и захлопываю её за собой. Пусть придут охранники. Пусть они выбросят меня прочь. По крайней мере, я не буду нести за это ответственности. У меня появляются когти, но я не чувствую боли от этого небольшого изменения. Я не чувствую ничего, кроме отвращения к себе. Я бы заплакала, если бы слёзы пролились, но их нет.

Синклер лежит на моей кровати, но я не вздрагиваю, когда замечаю его. Я просто падаю на пол и крепко обнимаю себя, пытаясь собрать себя по кусочкам, но я слишком разбита. Я была разбита так долго.

— Ванесса? — Он соскальзывает с кровати и садится рядом со мной. Он водит рукой круговыми движениями по моей спине, но этого недостаточно, чтобы залечить рану. Чтобы хоть что-то исправить. Прошло уже несколько дней. Я не видела его почти две недели с тех пор, как он внушил принцессе, и его мать, вероятно, заперла его в комнате и выбросила ключ.

Что нам теперь делать?

— Ванесса, — снова шепчет он. — Что случилось?

— Я… я видела… — Стон подступает к моему горлу, но я сдерживаю его. — Я видела подземелье, Син. Там, внизу, есть люди. Укушенные люди. Они… их пытали.

— Что? — Он хватает меня и притягивает к себе, обнимая крепче, чем когда-либо прежде. Его руки обхватывают меня, его сердце ровно бьётся напротив моего. И я замечаю, что у них одинаковый ритм, у наших пульсов. У них одинаковая частота. — Зачем тебе понадобилось спускаться в подземелье?

— Я услышала крики. Я… я продолжала их слышать. — Я забираюсь к нему на колени и сжимаю в кулаках его рубашку. — Син, там внизу ребёнок. Его укусили, и он умрёт.

Он чертыхается, и его хватка на мне усиливается.

— Всё в порядке. Всё будет хорошо. Я с тобой.

Ложь. Ложь. Правда.

У меня сжимается грудь. Я чувствую себя как фарфор и стекло. Будто меня ударили о цемент и разбили вдребезги. Я сломана. Так сильно разбита.

Я не могу так жить.

Кровь сочится из каждой клеточки моей памяти. Смерть Селесты, моё первое превращение, драка с Эви, Катериной, Каликс, удар кинжалом — но это, видеть там ребёнка, беспомощного, потерявшего надежду и искалеченного…

— Мы должны остановить их. Мы должны… сделать… — Что? Я не знаю. Я не уверена, что есть решение, когда королева этого двора — та, кто посадила их всех под замок. Этим оборотням было наплевать на Селесту. Они с трудом выносят, когда я появляюсь среди них. Они не помогут этим людям. А люди… они умрут. О Боже. Я не могу дышать.

Син приподнимает мой подбородок дрожащими пальцами.

— Притормози, Ванесса. — Но я не могу. Я не могу притормозить и не могу ничего исправить, и не могу никому помочь. Голос Сина становится мрачнее, а глаза горят. — Вдохни, — приказывает он — заставляет меня. Мои лёгкие расширяются сами по себе. — Выдохни, — приказывает он секундой позже. Я выдыхаю, моргая, глядя на него.

— Хорошая девочка. — Он прижимается своей головой к моей, и я чувствую горячую влагу его слёз на своей коже. — Просто продолжай дышать.

Я пытаюсь. Даже без принуждения я стараюсь выполнять его приказы. Но…

— Что мы будем делать?