Укушенная - Джордан Стефани Грей

— Я, чёрт возьми, не знаю. Я… — Он прерывисто вздыхает. — Неважно.

— Что?

— Я не могу этого сказать. — Он смотрит мне в глаза, и честность его слов немного успокаивает боль в моей груди. — Ты будешь ненавидеть меня вечно.

— Нет, — возражаю я, вспоминая, как он защищал меня, когда Эви причинила мне боль. Я помню все моменты, когда он проверял меня, подбадривал, помогал мне. Я обхватываю его лицо ладонями и осторожно провожу пальцами по его губам. Он закрывает глаза, и в них появляется страдальческое выражение. Я сломлена, но и он тоже.

— Я не могу ненавидеть тебя. Ты… единственное, что есть хорошего в этом дворе, Синклер Севери.

Потому что ему не всё равно.

Ему всегда не всё равно.

Он тихо и печально смеётся, будто не верит мне.

— Иногда я жалею, что предательница крови умерла. Что она не отомстила своей сестре… Королеве Сибилле. — Он выплёвывает имя своей матери. — Считается, что Королева Сибилла спасла этот замок, но знаешь, почему она это сделала, а? Знаешь, почему она позволила Коре умереть?

Я качаю головой.

— Сибилла не всегда была королевой, Ванесса. Она никогда не была предназначена для трона. Рождённая как младшая сестра, она должна была стать третьей или четвёртой по старшинству. В королевской стае она была бы ниже, по крайней мере, двух других. — Он усмехается. — Сибилла Севери была запасной.

Моё сердце замирает, и я в замешательстве смотрю на него.

— Да?

Син кивает.

— Кора была королевой, а Сибилла завидовала. Вот почему Сибилла послала своих шпионов следить за Корой. Этот двор… Он не верит в истинную преданность. Только повиновение. И только в том случае, если они что-то от этого выиграют. Сибилла застукала предательницу крови в постели с её любовником-человеком и притащила их обоих ко двору, чтобы предать быстрой смерти и ещё более быстрому восхождению к власти. Как только об измене заговорили вслух, Сибилла была объявлена королевой.

Я не знаю, что сказать. От этой информации у меня кружится голова. И Син — его голос звучит подавленно. Побеждённо.

— Ты лучше, чем она, Син. Я… я надеюсь, ты это знаешь.

— Я хочу быть таким, — отвечает он, и его честность сияет, как солнце. — Однажды я хочу превратить этот двор во что-то правильное, справедливое и благостное. Больше никакой лжи. Больше никаких убийств. Больше никакого страха.

— Син, — шепчу я. Потому что это всё, о чем я могу думать, всё, что я могу сказать. Он прав, справедлив и добр. Он стоит больше, чем все остальные оборотни, вместе взятые.

Я ловлю его взгляд, и перед нами простирается вечность. Я в его объятиях, и он держит нас обоих вместе. Он так же сломлен, как и я, и нерешительно раскладывает передо мной эти осколки, ожидая, что я собираюсь с ними делать. Но что я могу сделать? Однажды Син соединится с Эви. Девушкой, которая ранила меня кинжалом, станет его женой и королевой его двора. А я всегда буду просто Ванессой Харт.

Син, должно быть, ясно видит эту мысль, написанную на моём лице, потому что запускает руку в мои волосы и притягивает моё лицо ближе к своему.

— Ты чертовски необыкновенная, — рычит он, прежде чем поцеловать меня.

Нам не следовало этого делать. Во многих отношениях это неправильно, и чувство вины скапливается у меня в животе, как дрова на растопку, но с ним так… так хорошо. Я стону ему в рот, немедленно усаживаясь верхом на его колени и запуская руки под его тунику. Сегодня вечером у него вкус мяты и леденцов. На вкус он как рай. Его сердце бьется рядом со мной ровным успокаивающим ритмом, когда он встает, берёт меня на руки и несёт к кровати. Наши пульсы снова синхронизируются. И этот поцелуй — это не бурный восторг, как в наш первый раз, это медленное слияние тела, разума и души. Его души. Моей души. В этот момент, когда он укладывает меня вниз и покрывает поцелуями от горла до груди, они такие же… ощущаются такими же.

«Я могу любить тебя», внезапно думаю я. «Я могу любить тебя, но мне не позволено».

— Син, — шепчу я, дрожа, когда он осторожно спускает рукава моей ночной рубашки вниз по рукам. Кружево опускается на мою грудь, задевая самые чувствительные места. — Син, мы можем умереть за это.

Его красные глаза обжигают в темноте, но, когда он поднимает на меня взгляд, он не отвечает. Наши действия отвечают за нас обоих. Он впивается в мои губы в страстном поцелуе. Я вцепляюсь руками в его рубашку и притягиваю его ниже, ближе. Прямо сейчас он — свет. Он — солнце. Он нужен мне. Мне нужна эта передышка от тьмы и смерти.

Мы ничего не можем с этим поделать. Мы ничего не можем сделать, чтобы спасти кого-либо.

— Мне не нужен никто другой, Ванесса, — говорит он, его голос темнеет и обжигает мою кожу. Он обхватывает мою грудь ладонями, его пальцы коварно играют на моих нервах, как на пианино. Он знает нужные клавиши, точную мелодию, которая сведёт меня с ума. И его честность — это пламя, а я — мотылек. Я сгораю.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — умоляет он, проводя языком по ложбинке у меня на горле. — Я дам тебе это. Я дам тебе всё, о чём ты попросишь.

Ложь.

Есть одна вещь, которую он не может мне дать, как бы сильно я этого ни хотела. Но этой… сегодняшней ночью… Этого достаточно.

Воодушевлённая его губами, пьянящим удовольствием, обжигающим мои вены, я шепчу:

— Прикоснись ко мне. — Если этот момент для нас последний, я не хочу, чтобы он заканчивался. Пока нет. — Пожалуйста.

Его глаза почти темнеют. Он притягивает меня к краю кровати.

— Ванесса Харт, — шепчет он мне в губы, — с удовольствием.

Я сжимаю бёдра вокруг него, ночная рубашка неприлично топорщится на талии, но его пристальный взгляд не отрывается от моего лица. Он рычит — опасный рык принца-оборотня, который вот-вот потеряет контроль. Его губы наказывают мои, неумолимые, сладкие и греховные, его язык проникает в мой рот и пожирает то, что от меня осталось, а его пальцы сжимают средоточие моего желания. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Так красиво. Так любима.

Возможно, я больше не буду чувствовать себя так, как сейчас.

Я выгибаю спину, когда Син касается меня, и мрачные мысли быстро растворяются в волнах напряжения и потребности, захлёстывающих меня изнутри.

— Не останавливайся. — Пожалуйста,