Воронка второго шанса - Анна Михайлова

Кто бы сомневался. Такое пучеглазое нечто даже Навь не придумает. А в душе отлегло — нашел! Она это! Все такая же несуразная, нелепая, моя! Теперь дело за малым: как ее оттуда вытащить?

— Ты можешь применить силу или потушить?

Пучеглазыш отрицательно помотал головой, грустно опустив уши. А кто говорил, что будет легко?

— Сиди там и никуда не уходи, — насмешливо оскалился волк, рысцой побежав вдоль берега. Глаза внимательно искали хоть что-то, что могло сойти за плот. Но кругом были только песок и камни.

Мышонка напряженно следила за его метаниями, растерянно хлопая глазами. Бедная девочка. Совсем не понимает ни где она, ни что происходит. Наверное думает, что это кошмар. Да, маленькая, это кошмар, который ожил.

Волк снова взбежал на пригорок, где заканчивалась тропа. Ничего. Куда хватало глаз — только деревья, тропа и это треклятое озеро. Даже поваленных стволов не было видно. Хотя, даже если бы он докатил его до берега — как и чем грести? Лапами — обгорят в момент. А повалить кого-то из тех великанов, что кронами теряются где-то вверху — так он волк, а не бобер.

Пучеглазый тушкан на ветке заверещал. Драгомир резко повернул голову — островок земли, из которого торчала ветка, стал совсем крохотным. Еще немного и пойдет ко дну. Ему наглядно продемонстрировали, что время заканчивается.

Что ж. Значит на таран, как все нормальные герои.

Шагах в десяти от берега, он пробегал мимо грязной лужи, больше похожей на остаток болотца. Воняло тухлятиной так, что даже в животном обличье из нее было противно пить.

Волк подбежал к берегу:

— Лера, послушай. Я сейчас к тебе подплыву. Сразу же перепрыгиваешь мне на голову и не делаешь глупостей. Поняла? Иначе выпорю.

Мышь округлила глаза еще больше, залепетала, показывая на вспыхивающую то тут, то там магму.

— А то я не вижу, — проворчал Драгомир, тронутый ее переживаниями.

Еще раз прикинул расстояние — вроде метров десять в одну сторону. Должно хватить прочности у звериного тела — как никак шкура жесткая, авось повезет.

Была-не была! Давай волхв, лезь в самое пекло за огневкой. Не хотел по-хорошему, теперь получай.

Разбежавшись со всего размаху, плюхнулся в тухлую болотную жижу. Покрутился на спине, вымачивая жесткую шерсть, как следует. Обвалявшись в грязи, вскочил на ноги, ощущая, как стекают по бокам зловонные дорожки. Разбежался, потом, ускорившись, прыгнул как можно дальше от берега, чтобы выиграть у схватки со смертью хотя бы пару метров.

Густая раскаленная масса приняла его с возмущенным шипением. Поднялся зловонный пар, но Драгомир ни на что не обращал внимания. Торопливо греб лапами, на которых почти мгновенно начали гореть кожаные подушечки. Греб к цели, которая с ужасом и надеждой ждала его, не моргая своими огромными глазами.

До островка оставался метр, как зверенок прыгнул, широко растопырив лапки. Прыгнул в безумном прыжке, чтобы выиграть ему еще немного времени. Едва только маленькие лапки вцепились в ухо, как островок с тихим всхлипом ушел вниз.

Развернуть в густой огненной жиже было непросто. Но он это сделал, чувствуя, как обваривается кожа на израненных боках. Изо всех сил сдерживая рвущийся наружу скулеж, греб передними лапами. Потому что задние уже перестал чувствовать. Как и хвост. Весь превратившись в израненный, опаленный кусок мяса. Только голову старался держать повыше, чтобы ни капли на мышку не попало. Греб молча, мучительно заставляя делать одно движение за другим. И еще. И еще. Ради нее. Она должна жить!

Последним усилием выбросил на берег морду, чтобы любимый суслик смог спрыгнуть на твердую землю. Зверек послушно, без слов поняв, что от него требуется, очутился на берегу. Заверещал, требуя сделать еще несколько движений. Драгомир честно попытался, но сожженные до костей лапы расползались, отказываясь работать. Он силился снова и снова, но ничего не получалось. Взор все сильнее застилала красная пелена боли. Начали мелькать темные мушки, сознание куда-то уплывало. Наверное, это все. Нет, должно быть что-то еще. Он же еще что-то хотел?

Странная белая мушка, крупнее остальных, сначала что-то лепетала, а потом пребольно цапнула. Она устало приоткрыл глаза. Заяц. Тот самый белый трусишка. Ухватив волчару за загривок, этот странный заяц изо всех сил тащил его на берег, упираясь длинными смешными задними лапами.

Драгомиру хотелось рассмеяться — открыто и в голосину. Потому что с другой стороны в него вцепилась его сусло-мышь и тоже пыталась тащить. «Заяц, мышка. А где лягушка-квакушка?»

Как ни смешно, но заяц оказался местным мутантом. Или папа у него был муравей. Неведомо как, но он выволок тушу волка раз в двадцать крупнее себя, из огненного озера. И снова пропал — ускакал или исчез? Драгомир не успел понять.

Увидев, во что превратилось тело зверя, любимый суслик заверещал, громко и со слезами. Ниже шеи у волка шерсти не было вообще. Только кости и израненное мясо с обгорелыми краями.

Драгомиру нестерпимо хотелось закрыть глаза, но нужно объяснить мышке, как отсюда выйти. Нельзя ей тут оставаться.

Его девочка скакала вокруг маленьким бешенным кенгуру. То трогая за нос, то дергая за ухо. Все, что угодно, лишь бы он не отключился.

— Мышка, — прошептал он обожженным горлом, — беги… по тропе. За холмом. Ты выйдешь… сможешь. Иди на звук извне. Только не сходи с тропы…

Из огромных глаз зверька покатились слезы. Она обхватил большой черный волчий нос и отрицательно замотала головой.

«Черт, как больно-то! Кажется, еще немного и мозги расплавятся».

— Мышонок, нельзя здесь оставаться… — горло сжимает спазмом, но он сдерживает кашель, чтобы не получить новую порцию боли от почти сгоревшего тела, — уходи. Ради меня… Я так тебя люблю маленькая… Ты должна жить.

Пуговка крошечного носа прижимается к большому волчьему. Вмиг намочив его бегущими градом слезами.

— Прошу, иди… Иначе я сдохну зря.

Зверек верещит. Тонко, жалобно, с надрывом. Драгомир изо всех сил старается не закрывать глаза, всматриваясь в смешные и круглые напротив. Стараясь за ними увидеть, родные, янтарно-желтые, теплые. В которых так загадочно мерцали огоньки.

— Очень тебя люблю, моя нежная… Больше… жизни….

Откуда-то доносится ветерок, который дарит короткое облегчение измученному телу. И еще, и еще… Драгомир блаженно прикрывает глаза — надо же, напоследок маленькая передышка. Скоро уйдут запахи и звуки. Сейчас они отчего-то нарастают. Видимо последние мгновения измученного мозга. Хлопание крыльев? Ветерок усиливается, причем ощутимо. Вот спасибо, неизвестная добрая пичуга.

Судя по тому, что ветер и не думает утихать — это не птица,