По ту сторону свободы - Анна Александровна Бойцан

— Только не делай мне больно... Пожалуйста. — в голосе Лив отчётливо слышалась отчаянная мольба. Сил крепиться давно не было, они иссякли, казалось, безвозвратно.

— Не делать больно? — переспросил он, его голос вдруг стал мягким, бархатным, как прикосновение ночи, но с опьяняющей глубиной, от которой её мысли путались. — Лив, я бы этого не хотел. Правда. Ну, если ты сама вдруг не попросишь, — Он сделал паузу, в его глазах мелькнула едва уловимая искра, которую Лив не смогла трактовать, его взгляд скользнул по её шее, где пульс выдал её смятение, и она ощутила, как жар разливается внутри, смешиваясь с холодом его присутствия. — По крайней мере, пока моё решение таково, — добавил он, и в его тоне прозвучала лёгкая насмешка.

Глава 5

Света не было.

Ни единой полоски, ни даже намёка. Бархатные шторы, тяжёлые, цвета бордо, висели недвижимо, как будто в комнате не было воздуха. Лив открыла глаза медленно, как человек, которому снился плохой сон, и теперь она проверяет — проснулась ли на самом деле.

Постель под ней была чересчур мягкой, почти вязкой. Простыни пахли чем-то древесным, чужим. Сладким и глубоким. Она села, сердце застучало быстрее — непривычная тишина, незнакомый потолок, приглушённое эхо её собственного дыхания.

И тогда она вспомнила:

Ночь, шаги за спиной, странная фигура в кустах...

Дориан... Как с него слетела маска, каким он оказался на самом деле... Или, может быть, каким хотел казаться? Это было не важно — и то, и другое — страшно.

Она крепче сжала простыню, будто это могло защитить — такой зыбкий, но необходимый самообман. Внезапно, раздался щелчок замка, разрушая собой спасительную иллюзию.

Она вздрогнула. На секунду захотелось спрятаться под одеяло, как если бы она была маленьким ребёнком, но Лив только замерла в ожидании.

— Доброе утро, красавица, — голос Дориана ворвался в комнату, глубокий, бархатный, с дерзкой ноткой, от которой мурашки побежали по коже. Он звучал мягко, но в нём прятался вызов, как искра влекущая за собой пожар.

Дориан шагнул внутрь, небрежно застёгивая рукав рубашки. Он двигался медленно, с грацией охотника, который точно знает: его добыча никуда не денется. Его тёмные волосы слегка растрепались, а губы кривила лукавая улыбка.

— Удивительно, но ты спала довольно крепко. Для человека, который вчера пережил такое потрясение.

Лив молчала. Она смотрела на него, как хищник на другого хищника — не из страха, а чтобы просчитать: где уязвимость. Он выглядел спокойно, почти дружелюбно. Но глаза — слишком внимательные. В них не было сна. В них вообще не было времени.

— Ты выглядишь лучше, — сказал он. — Пульс ровнее. Дыхание тоже. Сон тебе пошёл на пользу.

— Ты следил за мной? — холодно спросила она.

Он усмехнулся, сел в кресло у окна, откинувшись на спинку.

— Я бы предпочёл сказать — присматривал. Вчера я дал тебе причины опасаться. Я думал, что ты проснёшься в панике. Но ты удивила меня. Ты — собранная. Даже сейчас.

— Это не собранность, — она соскользнула с кровати, оставаясь в отдалении. — Это выживание.

— О, какая честность, — Дориан хлопнул в ладоши, театрально, но с лёгкой насмешкой. — Обожаю. Ладно, Лив, ты хочешь ответы? Спрашивай.

— Начни с главного, — она скрестила руки. — И что теперь?

— Ты в моём доме.

Он обвёл рукой пространство, будто приглашал на экскурсию.

— Ты не пленница. Это не клетка.

Он сделал паузу, а потом добавил:

— Хотя, будь я другим, всё было бы иначе.

— Я могу уйти? — Лив старалась звучать уверенно, но нервы были на пределе, поэтому голос прозвучал искусственно отстранённым.

— Ты свободна, — он наклонился чуть ближе, голос понизился до шёпота. — Хочешь — вали прямо сейчас.

— Но? — холод в голосе Лив обострился.

— Но там, снаружи, ты уже не «просто человек».

Он встал, медленно подошёл ближе, но не переступил невидимую границу между ними.

— Тебя запомнили. Ты вступила в контакт. Ты была рядом, и заметила то, что никто из смертных не должен был.

После небольшой паузы он продолжил:

— И теперь ты мишень, Лив. И без моей защиты тебе не справиться.

Она сглотнула, воздух стал густым. Бежать? Довериться? Сердце металось, но она выдавила:

— Почему? Не... избавился?

Он усмехнулся. Его усмешка была опасной, почти ласковой.

— Потому что ты, Лив, чертовски интригующая, — он склонил голову, изучая её, как редкую находку. — Ты не закричала, не рухнула в обморок. Смотрела мне в глаза, как смельчак. Или безумная. И, знаешь, мне это нравится...

— Я — экспонат? — она хотела звучать резко, но голос дрогнул. Её злило, что его слова льстили, тянули к нему.

— Не льсти себе, Лив. Я не коллекционер. Скорее исследователь.

Он отвернулся, прошёл к столику и налил себе вина. Тёмного, густого. В бокале оно смотрелось почти чёрным.

— Я хочу предложить тебе сделку.

Она склонила голову на бок.

— Сделку?

— Игру, если хочешь. Пока я решаю, что с тобой делать — ты живёшь здесь. В безопасности. Пока на тебе — моё имя, никто не посмеет приблизиться.

Он сделал глоток и посмотрел на неё поверх бокала.

— А взамен... ты будешь отвечать на мои вопросы.

— Вопросы?

— О вашем времени. О людях. Об искусстве, которое вы называете современным. О ваших... страстях.

Он усмехнулся.

— Я давно не интересовался людьми. Но ты разбудила во мне любопытство. А ты можешь спрашивать обо мне. О моём мире. О том, что скрывается под городом, над ним... или в нём самом.

Она подошла ближе, облокотилась плечом об колонну.

— Почему мне кажется, что ты это преподносишь как выбор, но выбора нет?

Он слегка наклонился вперёд.

— Потому что ты умная. — он подмигнул, сделал ещё один глоток вина. — Выбора нет, но есть игра. И я, Лив, играю честно. Ну, почти.

Молчание растянулось. Она смотрела на него, вглядывалась в каждую складку на лице, в каждую мимическую мышцу, и только сейчас поняла — он даже не дышит. Просто имитирует.

— Хорошо, — сказала Лив, сжав кулаки. — Но я начну первая.

Он кивнул, как учитель, разрешающий ученику взять слово.

— Почему ты вчера был таким жёстким? Зачем эти игры в хорошего и злого полицейского в одном лице?

Он не ответил сразу. Потом тихо произнёс:

— Потому что я был голоден.

Он встал, подошёл к ней почти вплотную, заглянул в глаза.

— Ты боялась. А страх — пахнет... восхитительно. Особенно твой. Чистый, живой. Внутри него столько боли, столько гнева. Я едва удержался.

Он сделал шаг назад.

— И я сожалею. О таком