Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

– Я найдэн в Пустых зэмлях. И воспитан стэпью.

– А кем рожден?

– Нэ знаю. Но даже слэпой увидит, что ты к тому приложил руку.

Змей самодовольно разгладил редкую короткую бороду:

– Я овладел многими женщинами. Но не думал, что хотя бы одна из них сумеет зачать.

– Многими? – Шатай глядел прямо в глаза Змею. Кто другой поплатился бы за подобную дерзость, но шляху, узнавшему эти глаза, терять было нечего. – И женщинами этих зэмэль тожэ?

Змей задумался, но думал он будто совсем не о том, о чем спросил его наглый шлях. Однако ответил:

– Да, и здесь я бывал тоже. Помню, что местные бабы горячи и упрямы. Их приятно ломать. Что же, раз ты спросил, верно, и она помнит меня?

Шатай процедил:

– Да. Она помнит.

Бедная Дола и хотела бы – не забыла. Потому что дочь с синими глазами, каковых ни у кого боле не встретишь на юге Срединных земель, служила живым напоминанием. Значит, не соврала. Значит, аэрдын не станет женой шляху, даже если Шатай чудом спасется, а срединный княжич отступится от нее.

Змей же рассуждал:

– Уж точно ты не рожден от моих братьев или от отца, потому что я убил их всех. – И вдруг заключил: – Стало быть… буду звать тебя сыном.

– Нэ будэшь.

– Почему же?

Шатай сжал кулаки:

– Потому что я убью тэбя.

Змей ядовито усмехнулся:

– Когда-то давно степная ведьма сказала, как я умру. Иногда я думаю, что она не соврала, потому что многие с тех пор пытались отправить меня в Тень. Те из них, кому достало ума передумать, сейчас несут мое знамя. Остальные досыта накормили смрадников. Тебя ждет либо одно, либо другое.

– Жэнщину, что взял ты против воли в этих зэмлях, зовут Дола. А ту, что воспитала мэня как родного, звали Нардын. Ты помнишь эти имэна?

– Я не запоминаю имен.

Шатай деловито кивнул. Таких слов он и ждал.

– Спэрва ты убил ту, что воспитала мэня. А послэ ты отнял ту, что выбрала мэня в мужья. Ты отнял их обэих, и тэпэрь я убью тэбя. И мнэ нэт дэла до того, что напророчила тэбэ вэдьма.

К Власу вернулся дар речи как раз вовремя, чтобы цыкнуть:

– Молчи!

Но Шатай плюнул на землю перед собой, тем самым нанося оскорбление врагу. Змей не обиделся:

– Все же ты не безродный щенок. Ты достойный сын своего отца.

– У мэня нэт отца. Нэт плэмэни. И нэ будэт жэны. Но у мэня есть мэсть.

Прежде чем слова сорвались с языка, сорвался с пальцев нож и стальной стрекозой полетел к Большому Вождю. Но прозвания не дают просто так – Змей ушел в сторону, рукоятью меча отбив клинок.

Влас едва в голос не застонал. Пропали мирные переговоры, пропала деревня! Но Змея выходка нежданного сына порадовала. Он рассмеялся:

– Теперь вижу, что не только лицом ты похож на меня, но и нравом. Что же, моя кровь не могла породить труса. Умеешь ли ты сражаться как мужчина или только бьешь исподтишка?

– Ты нэдостоин того, чтобы сражаться с тобой чэстно. Ты нэ чтишь обычаев. Ты бэрешь жэнщин силой!

– Я беру силой все, что пожелаю. Женщин. Воинов. Земли. А ты выглядишь так, словно побираешься у помойной кучи. Разве это лучше? Разве достойно сыну Большого Вождя стоять с горсткой земледелов и молить о пощаде?

Тут уж вступил Влас:

– Разве мы молили о пощаде?

Змей равнодушно пожал плечами:

– Сейчас или к закату, но вы падете на колени. Если станете упрямиться, то на брюхе ко мне приползут лишь немногие. Но приползут. Я видел это не раз в степи.

– Но ты не в степи сейчас. Ты пересек границу и ступил на Срединные земли, и здесь правят иные законы.

– А ты знаешь закон? – Змей вскинул над головой меч, крупные капли застучали по лезвию. – Вот единственный закон, который я чту. Кто ты такой, чтобы перечить ему?

– Я княжич Срединных земель. Начиная с границы и до севера – моя власть и власть моего отца. Уходи с миром, вождь из степи. Иначе объявишь войну не только этой деревне, но и всему Срединному княжеству. Тебе не совладать с нашими воинами.

Змей добродушно пихнул Стрепета локтем, но тот не улыбнулся в ответ, а лишь сильнее сдвинул к переносице густые брови.

– И где же ваши воины? Что-то не вижу никого, кто готов был бы пролить за тебя кровь. Я убью всех, кто встанет на моем пути. Сначала в этой деревне, потом в следующей, и так до самого края твоих владений. Срединные земли покорятся Змею, как покорилась степь.

– Стэпь нэ принадлэжит никому! – влез Шатай.

– Ошибаешься. Степь принадлежит тому, у кого достанет сил удержать ее.

– Довольно! – Влас приосанился и вышел вперед. – Я знаю, для чего ты явился в наши края. Тебе нет дела до этой деревни, как и до всех Срединных земель. Тебя привел он, верно? – Княжич перевел взгляд на Стрепета. – Что стоишь, вождь? Да и вождь ли ты теперь, если поклонился тому, кого так ненавидел?

Стрепет оторвал от земли тяжелый взгляд:

– Я защищал свое плэмя.

– Не ври хотя бы себе самому. Ты хотел отплатить мне за обиду. Верно? Такова цена твоей гордости? Что ж… – Влас отстегнул ножны и отбросил в сторону, а после бесстрашно пошел вперед.

– Стой, ты! Они тэбя исполосуют мэчами!

Шатай ухватил его за рукав, но Влас обернулся и ободряюще подмигнул шляху.

– Меня – может быть. Но после этого, дадут боги, битвы не будет. Теперь ты за главного, – сказал он.

Наконечники вражеских стрел глядели княжичу в живот, но он не дрогнул. Остановился грудь в грудь с бывшим вождем Иссохшего Дуба и сказал:

– Слушай же мое слово, Стрепет… – Лицо княжича закаменело. Он опустился на колени, и руки его подрагивали так, словно силились стянуть огромную открытую рану. – Вот моя голова. Руби. Я был глуп и совершил ошибку. Я прошу прощения пред ликом Рожаницы, – махнул он на нависающий над ними холм, – у тебя и у твоего племени. Я, и только я повинен в том, что мы не заключили мир, а стали врагами. И я готов кровью смыть этот позор. Возьми мою жизнь как залог мира. И пусть граница останется нетронутой.

Гордый, высокомерный княжич. Своевольный и упрямый. Надменный, непреклонный. Он стоял на коленях пред тем, кто протащил его на аркане через полстепи, и молил… нет, выторговывал мир ценою своей жизни.

Рожаница глядела на него сверху из морщин