Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

– Ну, – сказал Змей, – парень прав. Ты привел нас сюда. Руби. – Он подкинул меч в воздухе, поймал за лезвие и подал Стрепету.

Тот, помедлив, сжал рукоять:

– Эти люди чужие тэбэ.

Княжич покачал головой:

– Они мое племя. И я должен их защищать. Пришлось попасть к тебе в рабство, чтобы уразуметь это. Об одном лишь жалею.

– О чем жэ?

– Что того не случилось раньше.

Стрепет ногтем попробовал клинок – острый. А иных у Змея и не водилось. Большой Вождь следил, прищурившись и не мигая. Ну точно змей! Лезвие легонько поцеловало обгоревшую шею, но княжич не отпрянул. Напротив, он улыбнулся, откинул волосы на сторону, чтоб не мешались, и подставил голову:

– Руби, Стрепет. И пусть эта смерть станет последней на границе.

Изогнутый меч прочертил дугу в воздухе, Шатай вскрикнул и кинулся вперед, но багрец не окрасил серые дождевые струи – меч улетел в грязь.

– Ты был плохим вождем для своего плэмэни, – сказал Стрепет, – но ты измэнился. Я нэ стану казнить тэбя. Довольно и того, что ты уже принес мнэ в дар.

Не порадовало Змея увиденное… Вечно одолевающая его тоска отступила на миг, но вернулась стократ сильнее. Он поджал губы и поманил Бруна, что-то шепнул тому на ухо. Никто не глядел на них. Все глядели на бывших врагов, что встали один против другого и поклонились: наконец-то равные.

– Да будет мир меж нашими землями, – молвил княжич. – Свежего ветра в твои окна.

– Свэжэго вэтра…

Не видали прежде ни Срединные, ни Мертвые земли подобного. Вожди скрепили договор, каждый крепко сжал предплечье другого.

Руки их не успели разомкнуться, когда к Власу и Стрепету на негнущихся ногах подошел ближник Брун. Он открыл рот – сказать что-то, но передумал. Снова вдохнул, но и на сей раз не сумел заговорить. Покосился на Змея, и тот ободряюще кивнул. Знал бы Стрепет, с кем годами ходил в одном обозе, кого приблизил к себе после смерти сыновей, с кем делил костер… Брун медленно наклонился, вынимая из-за голенища сапога нож. Любой успел бы перехватить его и отбить атаку. Любой, кто поверил бы, что шлях покусится на своего вождя…

Брун вонзил короткое лезвие Стрепету под ребро и провернул. Бывший вождь упал, не проронив ни звука. Лицо его, заросшее лохматой бородой, скрылось в грязи, как мгновением раньше скрылся меч, что принял он из рук Змея.

– Смэрть трусам, – раздельно произнес Брун и голодной шавкой обернулся на Змея: все ли сделал, хозяин? После поднял отброшенный меч, обтер со всех сторон и вернул владельцу.

Змей принял его с гримасой брезгливости, смахнул стекающие по лбу бусины влаги и проговорил так, чтобы услышали все:

– Здесь вождь один. И имя ему Змей. Я решаю, быть ли миру или войне, а не этот слабак.

Влас таращился на нырнувшее в грязь лицо Стрепета. Лужа пузырилась, но поди разбери – дыхание заставляет бурлить ее или хлесткие струи воды. Где-то далеко-далеко выругался Шатай, звякнуло железо. Но кто с кем бьется, не понять…

Княжич с усилием перевернул Стрепета на спину, чтоб не захлебнулся:

– Вождь! Вождь, не смей умирать!

Над головой княжича оглушительно громко зазвенели клинки: то шляхи из племени Иссохшего Дуба кинулись биться за своего главаря. Бывшего, но все ж не потерявшего уважения. Влас и не заметил, как окружили его, обороняя, те, кого он звал врагами. В числе прочих сражался и Шатай. А княжич наклонился к Стрепету, ловя его последний вздох.

– Я жэ…

– Что, вождь, что? Говори!

– …сказал, что мира меж нашими зэмлями нэ будэт, пока жив… Тэпэрь… пришел срок.

На суровом лице вождя расцвела робкая улыбка. Нынче его встретит в небесных чертогах не только Хозяйка Тени. Его будет ждать та, с кем Лихо разлучило давным-давно.

Княжич дрожащей рукой закрыл навеки ослепшие глаза Стрепета, и разом звуки бойни заполнили все его существо. Крики и лязг клинков, стоны раненых. Остатки племени Иссохшего Дуба дрались как зверье, не чая выйти из битвы живыми. Тем и были страшны. Но немного их было…

Всего меньше Влас хотел втягивать своих людей в битву. Змей прав: не воинами были жители Тяпенок, лишь отчаянными земледелами. Хорошую хитрость княжич задумал на случай, если не выйдет договориться миром. Он заманил бы врага в селение, а попрятавшиеся мужики окружили бы их. Со сторожевых столбов полетели бы жалящие стрелы, полилась бы кипящая жижа, приводя в безумство противника… Навряд они бы выжили, да и саму деревню ждала разруха, но и войско Змея проредили бы так, что спасшиеся еще долго не совались бы к срединникам. Хорошая была хитрость… Жаль, что не довелось проверить ее на деле.

Влас поднялся, локтем вдарил прорвавшегося через кольцо защитников шляха и свистнул в два пальца.

Видимо, правы степные обычаи: не свисти – не будет жена любить. Потому что любить уже будет некого.

Условный сигнал пробудил засевших в засаде селян. Старики, с луками стерегущие врага, наконец пустили стрелы в полет. Крики тех, в кого вонзились наконечники, вплелись в песнь натянутой тетивы.

Быть сече…

* * *

Жестоки сыны Мертвых земель! Заместо воды пьют кровь, заместо мяса грызут тела врагов. Хозяйка Тени ходит за ними след в след, ибо ведает: где шляхи, там и ей найдется пожива. Шатай вырос с ними. Шатай стал одним из них и рубил без разбору своих и чужих. Но никому не ведомо, как сплетет Рожаница полотно судьбы; вот и вышло, что юный найденыш нашел семью дважды. В семье Иссохшего Дуба научился он зубами вырывать кусок посытнее, на языке железа и огня спорить с друзьями и недругами. В семье срединников узнал, что не стыдно вечерами шутить и петь песни, что и его, никчемного выкормыша, может выбрать женщина, что даже тот, кого ненавидишь всем сердцем, не предаст, когда дойдет до драки.

Они сражались с Власом спина к спине, и каждый знал, что другой скорее костьми ляжет, чем пропустит врага. Если смилостивятся боги и проведут через битву обоих, Власа и Шатая, то после они вновь начнут жалить друг друга едкими словами. Но то после. Когда мягкой тряпицей сотрут с клинков руду и перевяжут раны.

Шатай дышал сквозь стиснутые зубы и считал про себя удары. Во рту пересохло, колени подгибались от усталости, а противники снова и снова накрывали их черными волнами. Шляхи из племени