Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

Всего набралось почти четыре десятка людей в отряде Власа. И назвать их добрыми воинами не поворачивался язык. Зато и думать о том, что кто-то, подобно княжьим дружникам, отступится, не приходилось.

Первым делом Влас стал кумекать, как бы избежать сражения, но отстоять деревню. Прежде он сам бы себя за подобные мысли корил, но то прежде. Были времена, когда княжича не волновало, сколько людей навсегда останется на поле боя. Те времена минули.

Но и воинскому ремеслу нашлось применение. Влас расставил селян так, чтоб всего сподручнее было обороняться. Баб – на сторожевые башенки у ворот, на вершинах которых обыкновенно возжигали пламень, приветствующий гостей. Нынче на этом пламени стояли котлы с водою. Стрелять бабы оказались не мастерицы, зато среди стариков нашлось несколько добрых охотников. Их княжич тоже посадил повыше, вооружив луками. Крепких мужей поделил на два отряда и велел спрятаться в густой траве. Да наказал, чтоб ни звуком себя не выдали, покуда не услышат условный сигнал. Остальных же во главе со Свеей отправил в деревню. Хотя и тревожно было княжичу за них, однако ясно, что в пустое селение Змей не сунется. Стало быть, нужна приманка.

Сам же Влас встал перед запертыми воротами, словно единолично собрался отстоять Тяпенки, оперся о сигнальный столб плечом и скрестил руки на груди.

– Ждешь кого?

Княжич вздрогнул. Ливень хлестал все сильнее, и Влас не расслышал мягких шагов звероптицы, пожалованной троице путников степной ведьмой. Шатай подкрался незаметно.

– Какого лешего ты тут забыл?!

Шлях спешился и почесал в затылке:

– Да есть здэсь один… дурэнь, каких поискать.

– Ты ополоумел никак! Уезжай скорее!

– Еще я от битвы нэ бэгал, – насупился Шатай.

Влас закрыл лицо ладонями и засмеялся:

– Ну, ты… И меня еще дурнем зовешь?! Я тебя с Крапивой отправил! Спасался бы сам и ее спасал, а ты…

– А я и нэ говорил, что сам умный, – осклабился шлях. – Ее защитят. Я попросил. А мы…

– А мы подохнем тут!

– Да, думаю, подохнэм. Зато… – Шлях сорвал былинку и сунул в рот. Вид у него был шальной и веселый. – Зато с чэстью!

Поди пойми, благодарить его или влепить хорошенько!

– Тебе Посадник дал бы землю в столице. А Крапива стала бы женой. И вы жили бы с нею вдвоем, и…

– Нэ стала бы она мнэ жэной. Она нэ смогла бы забыть погибшэго гэроя, а его тэнь вечно стояла бы мэж нами, – закончил за княжича Шатай. – Нэт уж. Я нэ дам тэбэ остаться для нэе гэроем. Я тожэ хочу!

Много ли племен поклонилось Змею? Много ли воинов признало его власть? И сколько погибло, не желая променять гордость на набитое брюхо? Точного числа не знал никто, но, когда вершина дальнего холма потемнела, словно облитая смолою, лишь одно слово пришло на ум: несметное. Несметное войско было у Змея в сравнении с кучкой людей, надеявшихся защитить Тяпенки.

Влас видал большие войска. Что уж, где-то в столице Срединных земель и вовсе сытно ели да сладко пили сотни воинов, готовых выступить под его началом. Но воины далече, а княжич стоял один пред воротами маленькой беззащитной деревеньки. Хотя…

Княжич покосился на Шатая. Шлях сурово сдвинул брови, и мальчишеское лицо его от этого стало еще моложе. Ему бы девкам степные песни петь да вышивать, а не с мечом супротив целого войска… Но отчего-то княжич порадовался, что охраняет ворота не один.

– Если кто-то из нас выживет, – сказал Влас, – пусть рассказывает Крапиве, как смело бился второй.

– Вот еще, – фыркнул Шатай. – Я скажу ей, что ты обмочился.

– Тогда я скажу, что ты звал мамочку.

– Добро.

– Добро…

Войско неотвратимой тучей двигалось к ним. Ни дождю было не под силу смыть его черное пятно с зеленых склонов, ни ветру сдуть.

Пока враг еще не мог расслышать, княжич прокричал:

– Стоять тихо, покуда не услышите сигнал! – После он повернулся к Шатаю: – Если станет совсем худо, свисти.

– Нэ буду, – насупился шлях. – Нэ к добру.

– Конечно, не к добру, – усмехнулся княжич. – Змея ведь положим!

– Все равно нэ буду. У нас говорят: нэ свисти…

– А то что?

– А то жэна любить пэрэстанэт.

Княжич и шлях расхохотались. Да так, что, когда войско приблизилось к ним, остались необыкновенно веселы. Однако веселье пропало, стоило одному из воинов выехать вперед.

Много как можно сказать, мол, под моим началом идут бойцы, у меня власть. Можно седлать коня редкой масти, можно носить нагрудник, вышитый золотом, можно пригнать рабов, чтобы держали над головой полог от солнца или дождя. Ничего из этого у Змея не было. Однако любой бы понял, кому надобно поклониться.

Держался он спокойно, если не сказать дружелюбно. Легкая полуулыбка кривила рот, а ливень промочил его одежду не меньше, чем платья остальных шляхов. Но глаз на Змея никто не поднимал. Только Влас с Шатаем рассматривали пришельца с наглым любопытством. Главарь степных воинов на степняка походил всего меньше. Высокий, худощавый, светлоглазый… Борода и усы его не отличались густотой и чернотой, а соломенные волосы, стянутые в низкий хвост, выделялись в толпе сынов Мертвых земель, как ярко-белый кончик лисьего хвоста.

У Власа свело глотку. Все затаили дыхание: на утоптанном пятачке земли перед воротами Тяпенок стояли два Змея. Один постарше, второй помоложе. И один годился другому в отцы. Да что уж! Отцом он ему и был. И, словно того мало, глаза Змея были ярко-синими, как у травознайки аэрдын.

Змей задумчиво пощипал редкие светлые усы, точно такие же, как и у Шатая. Спешился. На его лице могла бы смениться тысяча чувств, но даже ближники сумели определить лишь одно – досаду.

– Интересно как вышло, – негромко проговорил Змей вместо приветствия. – Вот же ведьма…

Другое дело Шатай. Он походил на отца по-колдовски сильно, однако каждая из мыслей, суетящихся в его голове, отражалась на лице. Удивление, страх, радость, снова страх, ненависть, обида… Надежда.

Стрепет ехал по левую руку Большого Вождя. Он тоже ступил на землю, но оглядываться не спешил, словно провинился в чем. Уж кто-кто, а он хорошенько рассмотрел Змея и давно уразумел, от кого ведет род найденыш, воспитанный Иссохшим Дубом. Уразумел, но смолчал. И всего меньше ему хотелось, чтобы кто-то из племени, а то и сам Шатай, выдал его тайну. Но Змею до Стрепета дела не было. Он спросил у Шатая:

– Как звать тебя?

– Шатай, – глухо выдавил тот.

– И откуда же ты взялся, Шатай?

Стрепет напрягся: того и гляди взлетит от натуги! Но Шатай