Сны с чёрного хода 2 - Алексей Небоходов

Был ли он таким, каким она его помнит? Или всё изменилось, стерлось, переписалось, как и она сама за эти годы? Что она собиралась найти? Ответ? Закрыть для себя этот вопрос? Или она просто не могла оставить это прошлое без объяснения?

Завтра – не через неделю, не когда появится удобный момент, не когда страхи утихнут сами собой, а именно в тот день, который наступит уже скоро, неизбежно приближаясь к ней. Завтра, которое больше нельзя отложить, которое станет точкой, после которой уже не будет возврата к сомнениям и бесконечным колебаниям.

Она купила билет, не испытывая сомнений. Экран телефона отразил подтверждение заказа, как печать на её решении. Теперь всё уже нельзя было отменить, да она и не собиралась.

Весь день прошёл в подготовке, в мыслях, в попытках понять, чего она хочет. Она не могла читать, не могла писать, даже привычная рутина казалась чем—то искусственным, ненастоящим. Ночью сон не пришёл.

Лия не пыталась заставить себя уснуть. В этом не было необходимости. Она просто сидела, укутанная в плед, слушая город за окном. Его ритм был привычным – мерное шуршание шин по асфальту, редкие голоса, далекий звук сирены, раскатистый гул метро, пробивающийся сквозь толщу земли. Эти звуки не тревожили, не раздражали, не требовали внимания, они просто были.

Она вдруг поняла, что её больше не преследуют кошмары, что разум перестал метаться в поисках выхода из лабиринта возможных судеб, что ночи больше не приносят с собой пугающие тени, заставляющие сомневаться в реальности происходящего.

Нет образов, врывающихся в сознание. Нет размытых границ между снами и реальностью. Нет провалов, где она переставала понимать, кто она и в каком времени находится.

Больше не существовало множества разветвлённых путей, бесконечных вариантов развития событий, каждый из которых вёл её к новому витку поисков, новым потерям. Варианты исчезли, осталась одна дорога, одна точка, в которую сужалась её судьба. Мир больше не рассыпался на фрагменты, не перетекал из одной формы в другую. Всё сузилось до одного простого, неоспоримого факта: завтра наступит неизбежно, и в этом завтрашнем дне она будет там, куда ведёт её решение.

Единственное будущее, которое не размыто множеством путей. Единственное, к которому она приближалась без сомнений. Она встретит его в Санкт—Петербурге.

На перроне висел утренний туман, серый и густой, словно нерешительность самой природы перед наступающим днём. Он окутывал всё вокруг лёгкой пеленой, скрывая детали, размывая границы, превращая движение людей в плавные тени, скользящие среди клубов пара. Воздух был влажным, прохладным, пропитанным запахом металла и старого железнодорожного масла, перемешанным с ароматами кофе, который кто—то пил из одноразового стаканчика, и тонким, почти незаметным привкусом угольной пыли.

Гулкий голос диктора разносился над платформой, теряясь в шуме шагов, обрывках разговоров, лязге тележек с багажом. Кто—то прощался, обмениваясь последними словами, кто—то нервно проверял билет, кто—то, стоя у вагона, оглядывался, будто надеясь увидеть среди лиц тех, кто так и не пришёл проводить.

Лия стояла чуть в стороне, держа в руках небольшой чемодан. Он был лёгким, почти невесомым, и не тянул руку привычной тяжестью. В нём не было ничего лишнего, только самое необходимое, словно она впервые в жизни не пыталась взять с собой слишком многое, не пыталась уместить в поездку воспоминания, прошлые версии себя, что—то, что должно было удержать её в привычном. Чемодан был простым, а решение – окончательным.

Она перевела взгляд на часы на вокзальной башне. Время двигалось к отправлению, секунды стекали плавно, но необратимо.

Что ждёт её там, в Санкт—Петербурге? Будет ли это встреча с прошлым, которое она так долго искала, или столкновение с чем—то совершенно новым, не имеющим ничего общего с её воспоминаниями? Она не знала, принесёт ли эта поездка покой или же заставит её снова сомневаться в сделанных выборах. В её голове не было готового сценария, ни одна из возможных реальностей не могла подсказать, каким окажется этот путь. Но одно она понимала точно – дальше ждать было нельзя.

Это было странное чувство: не тревога, не страх, не даже волнение в привычном смысле. Скорее, осознание, что точка, к которой она шла, наконец—то приближается, и впереди нет больше разветвлений, альтернатив, повторяющихся попыток. Теперь путь прямой.

Голос диктора объявил отправление, мягко и размеренно, словно подводя итог её мыслям.

Лия сделала шаг вперёд, поднялась на подножку вагона, чувствуя под пальцами холод металла. В этот момент её охватило странное ощущение – не дежавю, но нечто похожее. Как будто она уже стояла здесь когда—то, уже принимала это решение, уже слышала эти голоса, уже знала, каково будет сделать этот шаг.

Поезд дёрнулся, плавно тронулся с места, и она вошла внутрь, опускаясь на своё место у окна.

Сквозь стекло медленно проплыли очертания перрона – фигурки людей, которые теперь уже не имели к ней отношения, гулкий ритм станции, которая скоро исчезнет, как исчезали все отправные точки.

Москва растворялась за горизонтом, превращаясь в размытые очертания домов, затем в неясные световые всполохи, а вскоре и вовсе в абстрактное ощущение чего—то оставленного позади. Город, который столько раз становился её отправной точкой, теперь исчезал, не оставляя привязок, не вызывая желания оглянуться. В последний раз она вгляделась в уходящий пейзаж, осознавая, что прощается с ним не как с местом, которое может вернуть её назад, а как с частью своей жизни, которая больше не требует повторного проживания.

Сколько раз она прощалась с этим городом, думая, что больше не вернётся? Но в этот раз прощание было другим. В нём не было горечи, не было тревоги, не было чувства, что она что—то теряет. Она не убегала, не пыталась скрыться от того, что её преследовало, не искала нового начала, не надеялась, что смена декораций изменит саму её суть. Всё, что было, осталось в прошлом, но теперь оно не тянуло её обратно. Впервые за долгое время она двигалась вперёд, не отдаляясь от чего—то, а приближаясь к тому, что ждало её впереди.

Она перевела взгляд на окно и увидела своё отражение. В ночных зеркалах чужих комнат, в тенях забытых жизней она столько раз смотрела в глаза женщине, которая не знала, где её место, которая пыталась найти себя в мирах, которые постоянно ускользали. Но теперь её взгляд был другим, и в нём было больше уверенности, чем сомнений.

Теперь её взгляд отражал не сомнения, не усталость, не страх перед будущим. Он был осознанным, наполненным пониманием того,