По щелчку - Лана Ива

– Понимаю, и мне жаль, – вздохнул он. – Я всё ещё люблю тебя, Ханна. И я не хочу, чтобы ты смотрела на меня со страхом и ненавистью. Я сам виноват во всём, что сделал и должен… провести работу над ошибками. Я не пытался купить тебя этой суммой, просто хотел подарить тебе возможность начать новую жизнь. Где ты захочешь. Со мной или… без. Пожалуйста, оставь эти деньги. Мне так будет спокойнее за тебя.

Я не знала, что ответить. Этот Тео был не тем, кого я любила, и в то же время именно им. И от этого было больнее всего.

Слёзы жгли глаза, и я поняла, что нужно заканчивать разговор. Слушать его мягкий голос и понимать, что он далеко, что я не увижу его, даже если захочу – было как ножом по сердцу.

– Запишись на терапию, Тео, может, тебе это поможет. Буду ждать звонка от Фрэнка. Пока.

Я сбросила звонок, не дождавшись ответа, и заплакала. От ярости, от боли – от всего вместе.

А ещё потому, что то, что мы теперь на разных концах света, казалось неправильным. Как будто нарушился какой-то невидимый порядок вещей. Как будто мир слегка перекосило.

Я стояла на тротуаре, стискивая в кулаке телефон, будто он был моим якорем, и чувствовала, как внутри болезненно пульсирует мысль: Маршалл должен быть здесь. Мы должны быть вместе.

Мне не нужны его грёбаные миллионы. Мне нужен он сам.

Твою мать, а ещё мне тоже не помешает хорошая терапия, чтобы окончательно не свихнуться.

Глава 38

Следующим утром я сидела в кабинете своего лечащего врача. Боль в животе не отпускала, тошнота не проходила, я чувствовала себя, как выжатая тряпка.

Доктор Джон Эдвардс, невысокий мужчина лет сорока с сединой на висках и глазами цвета карамели, встретил меня с привычным спокойствием и доброй улыбкой.

Выслушав все мои жалобы, он вдруг спросил:

– Когда у вас были месячные?

– Ээ…

И я зависла, хаотично вспоминая дни своей менструации. Через несколько секунд в голове осталось одно-единственное слово: задержка. Месячные должны были начаться ещё на прошлой неделе, в понедельник. Но уже среда, прошло девять дней – и ничего.

– Их ещё не было, – наконец ответила я. – У меня задержка девять дней. Этот месяц был… не из лёгких. Видимо, цикл сбился.

– Как вы предохраняетесь? Всё ещё принимаете таблетки?

– Да, то есть… – Я запнулась, а следом мои глаза расширились от испуга. – На самом деле я не принимала противозачаточные с начала ноября.

В голове словно прозвучал выстрел. Я вспомнила, что, замотавшись с подарком для Тео, пропустила приём таблетки 1 ноября, не посчитав это критичным, ведь хоть с таблеткой, хоть без неё я всё равно оставалась бесплодной. А потом… потом я перестала их пить вообще, потому что Тео… бросил меня.

Когда мистер Эдвардс протянул мне тест на беременность, я сглотнула.

– Зачем? Вы ведь знаете, что я не могу забеременеть.

Но доктор только мягко улыбнулся.

– Давайте всё же не будем исключать этот вариант, пока не удостоверимся.

Он оставил меня наедине с тестом и с тишиной – настолько звенящей, что уши заложило.

Я смотрела на пластиковую полоску, как на пистолет, направленный мне в лоб. Руки дрожали, всё тело резко ослабло. Организм будто застыл в режиме ожидания.

Наконец я сделала это. И не смогла взглянуть на результат. Просто положила тест на раковину, закрыла глаза и сидела так, пока в кабинет не вернулся врач.

– Ну, судя по тесту, вы беременны, – заявил мистер Эдвардс с лёгкой улыбкой, но даже он не мог скрыть удивления. – Но мы всё же сделаем анализ крови на ХГЧ, чтобы подтвердить результат.

Меня качнуло – будто мир снова перекосило, как тогда, когда Тео сначала выгнал меня, а потом сам ушёл. Я нервно рассмеялась, не моргая уставилась на доктора, потом на две полоски и снова на доктора.

– Но к-как? – прошептала я, не веря ни своим глазам, ни своим ушам, но всё же положила руки на живот, где, возможно, в этот момент развивалась новая маленькая жизнь. – Как это могло произойти? После всего, что случилось, после аборта… Прошло столько лет, я была уверена, что не смогу забеременеть. Почему именно сейчас?

Мистер Эдвардс кивнул, выждал паузу, затем посмотрел мне в глаза.

– Мисс Смит, я понимаю, как это удивительно, но на самом деле есть несколько объяснений. После аборта, как и после любых других медицинских процедур или стрессов, репродуктивная система женщины может пройти через восстановительный период. Гормоны могут «переболеть» и заново сбалансироваться. Иногда организм нуждается во времени, чтобы прийти в норму. Это как некий процесс «перезагрузки».

Я кивнула, пытаясь осмыслить его слова.

– То есть вы хотите сказать, что после всего этого я могла просто взять и… снова забеременеть?

– Да, – доктор улыбнулся. – Природа порой бывает непредсказуемой. Все эти годы ваше тело могло быть не готово принять беременность. Причин несколько: стресс, гормональный дисбаланс, физические нагрузки, даже просто утеря веры – всё это могло сыграть роль. Но знаете, иногда организм вдруг решает, что он готов. Это как если бы он просто нуждался в моменте, чтобы восстановиться. Может, время пришло. А может, это просто чудо.

– Чудо… – повторила я, и в голове страшно загудело.

Первое ноября, день рождения Тео – уверена, именно тогда всё и случилось. Я пила шампанское. Потом – расставание. Слёзы, паника, сплошной стресс. Текила и снова паника…

Грудь сдавило, дыхание сбилось. Я крепче обхватила живот, будто могла защитить его одной только хваткой, и рассказала доктору про всё: алкоголь, истерики, бессонные ночи…

Он выслушал, не перебивая, а затем спокойно сказал:

– На ранних сроках эмбрион в значительной степени защищён. Он словно в капсуле, окружён амниотической жидкостью и пока ещё не напрямую связан с вашим кровотоком. Это не значит, что вред невозможен, но организм устроен так, чтобы в первые недели дать максимум шансов. – Доктор сделал паузу, внимательно посмотрел мне в глаза и добавил: – Сейчас главное – наблюдение. Не переживайте, вы не одни. Мы будем следить за вами.

Я кивнула, попыталась дышать ровно и глубоко, но дыхание всё равно сбивалось. Мистер Эдвардс взглянул на меня с каким-то мягким, почти отеческим выражением, и вдруг спросил:

– Мисс Смит, вы суеверная?

Я усмехнулась.

– В последнее время – да.

Он улыбнулся.

– Есть одно… правило. Оно неофициальное, но многие к нему прислушиваются. Может, вас оно успокоит.

– Что за правило? – заинтересовалась я.

– «Правило 12 недель». Согласно ему, не рекомендуется сообщать о своей беременности до достижения 12-недельного срока.

– Почему?

– Первый триместр считается самым уязвимым, поэтому многие пары не спешат рассказывать о беременности, чтобы лишний раз не волноваться, если что-то пойдёт не так. К концу этого периода гормоны стабилизируются, а риск осложнений и выкидыша заметно снижается. Это время также помогает полностью прочувствовать и принять своё новое состояние. – Доктор Эдвардс тепло улыбнулся и развёл руками. – В любом случае, решать, когда делиться новостью – только вам. Ждать двенадцати недель совсем не обязательно, это даже не правило, а скорее суеверие. Но некоторым такие… ритуалы дают ощущение покоя и уверенности.

– Я люблю ритуалы, – тоже улыбнулась я, вспомнив всё, что раньше придумывала мама. Похоже, у нас в роду и правда были ведьмы. – Спасибо, доктор. Я подумаю об этом.

✦

На следующий день анализ подтвердил