Пшеничная вдова - Данила Скит

– Ой! – схватилась она за край стола, поскользнувшись на чем-то мокром и липком. Пятка проехала по чему-то скользкому, напугав пролетавшую рядом пчелу. На мягкой теплой древесине белесым пятном растекалась большая липкая лужица. Точно такая же была на животе Реборна там, в счетоводной, только в этой совсем не было крови… Исбэль узнала ее по густому мужскому запаху. Догадливости Исбэль было не занимать, и она поняла, что это-то и есть мужское семя.

Исбэль опустилась на колени, закрыла лицо ладонями и заплакала. Как же она хотела получить свой первый поцелуй! А когда получила, испытала вовсе не радость и не трепет, а ужасный стыд. Так она и плакала, склонившись над мужским семенем, пока внезапное осознание не осушило ее слезы в одно мгновение.

«Я тебя ему не отдам», – сказал он.

Что если и вправду не отдаст? А ведь она ему действительно понравилась! Неужели такое возможно? Девушка вскочила на ноги и кинулась к бадье с отваром. Вцепившись в рыхлый край, она перевалилась через мокрое дерево и уставилась в глянцевую черноту воды, пошедшей рябью. Ей едва хватило терпения, чтобы дождаться, пока волнение успокоится. Исбэль глядела внимательно: рыжая, после похода веснушки высыпали на лицо, усыпав переносицу и щеки, бледная кожа, так и не загоревшая… Она всегда казалась себе ужасно некрасивой, ведь недаром ее выбрало проклятье… И мужчины обходили ее стороной, и даже высокий титул не смог их привлечь. Долгие годы Исбэль подтачивал червь сомнения, что это было вовсе не из-за проклятья, а из-за ее рыжей, ужасно посредственной внешности. И мать, и нянюшка и отец говорили ей, что она до невозможности прекрасна, лорды и леди, приветствуя ее, твердили то же самое, но разве они могли говорить иначе? Как жаль, что она не спросила лорда Беррингтона, считает ли он ее красивой. Обоих лордов Беррингтонов…

Мог ли король ею увлечься? Исбэль ответила бы, что нет, ни в коем случае – слишком большая ненависть холодела между ними. Но у нее на запястье висело око бури, она была сыта и на теле ее не было ни одного синяка, кроме того, что она получила, прячась от повара при похищении пирожных, и сама она сидела не в башне, а в расслабляющей ванне с благовониями. И тут Исбэль поняла, какая сила находится у нее в руках.

«Не в руках, а между ног», – поправлял ее голос разума, но Исбэль было слишком стыдно, чтобы признаться себе в этом.

Если она понравилась королю настолько, что плоть его забыла о мужеской немощи, а жесткий характер его простил чудовищное унижение, значит, сила его влечения невообразимо огромна. Реборн сохранил ей жизнь не потому что жалел, а потому что желал. Понимание этого заставило сердце биться чаще. История Теллостоса может пойти по иному пути, ее история. Она может сохранить свою жизнь, люди не узнают глаэкорской жестокости, пшеница продолжит колесить по деревням и селам. А если она родит ему наследника, от самого Реборна – его плоти и крови?

– Боги! – с трепетом выдохнула Исбэль, с головой погружаясь в воду. Она не имела права на ошибку.

«Не берись за поводок, если не уверена, что сможешь его удержать».

Какой пёс после прогулки забирает с собой поводок? Только тот, который на нем никогда не сидел. Исбэль точно знала, что в следующий раз не удержит его.

Касаться дна совсем расхотелось. Вода остыла настолько, что мурашки поползли по телу. Служанки накидали в бадью горячих камней, Исбэль погрузилась в свои мысли и отогнала Марту, приставшую со своими вразумлениями. Та покачала головой и принялась выгребать головешки из камина, готовя его к ночному розжигу. Скоро помывочную озарит свет жаркого огня, вытягивая тени. Они всегда делали предметы больше. Те шевелились, словно живые.

Глава 34. Правда

Исбэль не спешила выходить за пределы собственных покоев, решив дождаться Эсмер. После отъезда короля за ней начала ходить, казалось, половина личного гарнизона Реборна. Неизвестно, чего он опасался, но за дверью покоев, по длинным коридорам, на выходе из замка, в саду, даже на кухне – везде были расставлены стражники, и ни один шаг королевы не оставался без присмотра. Исбэль догадывалась, что и ночью в ее покои заглядывали – к отходу ко сну и на рассвете. Вполне возможно, что проверяли ее и в течении ночи, только сон слишком крепко обнимал ее, чтобы она могла это запомнить. Не боялась Исбэль и этого, еще несколько лун назад ее бы посетило отчаянье, ужасные муки заточения, но сейчас… все предстало в ином свете. Она не испугалась бы даже, если бы за ней ходила вся армия Реборна, до самого последнего солдата.

– Пора вспомнить настоящую Исбэль Фаэрвинд, – вела беседы со своим отражением Исбэль, как делала всегда, когда серьезное дело требовало обсуждения. Девушка сидела за туалетным столиком, рассматривая веснушки у себя на лице, – Посмотрите на себя, молодая леди. Веснушки? Какие глупости, – теперь она вовсе не казалась себе уродиной. Исбэль гордо приподняла подбородок, – Пора оставить детство позади.

Чтобы основательно взяться за дело, необходимо было знать все подробности. Но о главном она узнала лишь со слов самого короля, а он северянин, значит, предвзят. Боя с инаркхами Исбэль не видела, зато наблюдала десятки мертвецов, кровь которых стекала в море… Так кто может знать, что творилось за ее спиной на самом деле? Ох, если бы она в свое время интересовалась армией… За пределы замка ей было ней выйти, а в его пределах не было никого, кто мог поведать ей правду. Кроме… Девушка встрепенулась.

– Кузнец. Исбэль, глупая девчонка! Как ты могла забыть о кузнице? – Исбэль упрекнула в недогадливости собственное отражение, – Истина лежала у тебя под ногами, а ты даже не додумалась наклониться и поднять ее, – она покачала головой, с довольством любуясь, как забавно прыгают ее кудряшки, – Хорошего кузнеца сыскать не так просто, а если вокруг война… Сира Дрея Уивера не так-то просто заменить. Он переплюнет всех кузнецов Теллостоса и Глаэкора! Кто знает всех начальников стражи, походных командиров и принцев? Кто приходит к нему за лучшими клинками и за разговорами о войне рассказывает о армии? Что так смотришь на меня своими глупыми глазами? Могла бы и догадаться! – возмущалась Исбэль, а в отражении глядела девушка, с каждой минутой становившаяся все краше и краше, – Если сира Уивера не прогнал даже король, значит, цены ему и вправду нет. А