Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

он эмигрировал, снова поднимая своих сторонников за границей. А Яков, повзрослев, поступил волонтером на военную службу к Людовику Четырнадцатому, и проявил себя отважным воином с 1652 года участвуя под началом маршала Анри де Тюренна в подавлении гражданской смуты во Франции — Фронды, а позднее — в войне с Испанией. В четырех кампаниях великого полководца Тюренна он зарекомендовал себя храбрым и способным военачальником, и Тюренн с большой похвалой отзывался о нем. «Он — великий принц, и, пожалуй, один из лучших генералов нашего времени» — писал он в донесениях о девятнадцатилетнем изгнаннике.

В 1655 году правитель Франции кардинал Джулио Мазарини вступил в соглашение с Оливером Кромвелем, и Стюарты были вынуждены покинуть Францию, а Яков — маршала Тюренна. Но они остались друзьями и регулярно переписывались.

После разрыва с Францией Карл Второй заключил союз с Испанией. Сомневаясь в том, что старшему брату удастся вернуть Стюартам английский престол, Яков намеревался стать адмиралом испанского флота. Однако судьба сделала очередной крутой поворот и в 1659 году Карл Второй на условиях Бредской декларации был провозглашен английским королем.

Вернувшись в 1660 году в туманный Альбион, герцог Йоркский добавил шотландский титул герцога Олбани к своим званиям и возглавил английское Адмиралтейство. Он командовал английским флотом во время Второй и Третьей англо-голландских войн, лично участвуя в победоносных морских сражениях. Популярности Якову прибавило также умелое руководство тушением Великого пожара в 1666 году в Лондоне. Мейбелл поняла, что по своим личным качествам Яков мог быть вполне успешным королем, если бы не религиозный вопрос. Второй сын Карла Первого был убежден в том, что Англия претерпела ужасы революции в наказание за отступничество от римско-католической апостольской церкви, и он был твердо намерен снова обратить англичан в истинную веру и укрепить королевскую власть за счет лишения своих подданных их традиционных политических свобод. От отца Яков унаследовал шотландскую гордость, упрямство и бескомпромиссность, и, по сути, он совершал те же политические ошибки, что и его свергнутый отец.

Стоило Мейбелл подумать о дальнейшей судьбе своего коронованного возлюбленного, как ее охватывала все возрастающая тревога. Неужели революционеры казнят Якова так же, как казнили его отца? Сердце любящей девушки болезненно сжималось, и она усиленно молилась богу, чтобы ее короля миновала эта страшная участь. Для нее не имело особого значения то, что она была протестанткой, а он католиком, в ее глазах главным была искренность веры. Мейбелл начала усиленно интересоваться политикой, к которой была равнодушна — она искренне считала раньше, что не женское дело интересоваться политикой. Но теперь леди Уинтворт пыталась разобраться — кто истинный друг Якову Второму, а кто его заклятый враг, — от этого зависело спасение его жизни.

Тонкий слух девушки уловил все возрастающий шум в отдаленных покоях Сент-Джеймского дворца, и она встрепенулась — гул голосов означал, что Яков вернулся в свою резиденцию. Долли к приходу короля кончала сервировать ужин, блюда к которому Мейбелл заказала исходя из вкусов своего любовника. За границей Яков пристрастился к изысканной французской кухне, поэтому служанка изящно расставила на небольшом столе блюда с омлетом по-лотарингски, мидии с кориандром, писсаландьер — прованский луковый пирог, хрустальный графин с бордо, засахаренные фрукты и профитроли с заварным кремом. Яков Второй особенно любил эти небольшие булочки на десерт, представляющих собой гениальное изобретение Пантерелли, итальянца-повара королевы Екатерины Медичи, которого она привезла вместе с собой из Флоренции в Францию. Расцвет французской кухни начался с итальянских поваров 16 века. Тогда профитроли прочно обосновались в меню французских аристократов, и теперь, в 17 веке начали завоевывать популярность в Англии.

Яков вошел в гостиную, оставив в прихожей сопровождавших его лиц. Он не желал присутствия посторонних глаз и ушей на интимной встрече со своей фавориткой, и по его мрачному лицу Мейбелл с упавшим сердцем поняла, что у него плохие новости.

— Сир, что творится в Лондоне? — решилась спросить она. — Вы очень долго отсутствовали, и опасения за вашу безопасность начали сводить меня с ума.

— Адмирал Торрингтон перешел на сторону Вильгельма, — коротко ответил ей король. Он устало присел на диван и привлек Мейбелл к себе. — Парламентарии решили собраться сегодня вечером, а не летом, как я предлагал им, и у меня отныне нет возможности ввести в их состав своих людей и влиять на их дебаты. Завтра днем они объявят мне в Уайтхолле свое решение.

Говоря эти слова Яков сознавал, что фактически он уже потерял свое королевство. Его главный союзник французский король Людовик Четырнадцатый начал войну в Германии за Пфальцское наследство, и его армия застряла возле упорно сопротивляющейся крепости Филлипсбург. В Йоркшире Вильгельма Оранского поддержал граф Дэнби, в Чешире — лорд Дэламер. Лорд Бат открыл перед принцем Оранским ворота Плимута, граф Кэррингтон занял Дорсетшир. Английский флот под командованием адмирала Бинга перешел на сторону революционеров, а армия под предводительством Джона Черчилля, герцога Мальборо, открыто поддерживала его зятя. Последним ударом для старого короля стало известие, что лорд Альфред Эшби, граф Кэррингтон, прибыл как посланец Вильгельма Оранского в Лондон ко двору его дочери принцессы Анны. Приезд этого заклятого мятежника был двойне огорчителен для Якова и как напоминание о предательстве самых близких ему людей, и как появление его удачливого соперника. Король знал, как сильно Мейбелл любит лорда Эшби, и он тревожился как бы молодая девушка снова не оставила его ради красавца-графа. Он пытливо посмотрел в глаза своей фаворитки и дрогнувшим голосом сказал ей:

— Если бы ты знала, девочка моя, как я опасаюсь того, что и ты покинешь меня, последовав примеру господ, которых не слишком обременяет их совесть. А потерять тебя мне будет еще тяжелее, чем утратить достояние моих предков.

Но Мейбелл ничего не знала о приезде графа Кэррингтона, и ее внутреннюю безмятежность не смутил слишком пристальный и недоверчивый взгляд ее высокопоставленного возлюбленного. И потом, воспоминания об Альфреде Эшби она невольно относила к прошлому другой, более легкомысленной и безрассудной дочери лорда Уинтворта, которой больше не существовало.

— Мой дорогой повелитель, я никогда не покину вас, — принялась она уверять своего собеседника. — Я слишком сильно люблю вас, чтобы совершить такую подлость! Почему вы подумали о такой ужасной вещи, как наша разлука?

— Дитя мое, мне очень горько это признавать, но нужно смотреть правде в глаза — я уже стар для тебя, — печально произнес Яков Второй, которому события последних недель подорвали здоровье настолько, что он стал ощущать свой истинный возраст пожилого мужчины.

— Ах, не