Хризолит и Бирюза - Мария Озера

Мы попытались уехать, но водитель явно ощущал моё растерянное состояние. Словно хищник, готовый к нападению, я ощущала, как мрачный антураж Нижнего города накаляет воздух вокруг. И вдруг, сквозь шум улицы, раздался крик. Кто-то из группы молодых людей, вдохновлённый увиденным, уверенно направлялся к машине. В его руках уже сверкал очередной предмет — пустая бутылка, которая, скорее всего, предназначалась для того, чтобы разбиться о капот.

В голове роились мысли. Все эти стереотипы и предвзятости, зажатые в переплетении улиц, словно создали невидимую стену. Я не была ни богатой, ни особенной — просто искала своё место, но этот город снова напомнил о своих правилах.

— Эй, что ты делаешь? — раздался сначала голос, а затем я увидела перед окном невысокую фигуру парня.

Он с растрёпанной прической в широкой куртке расставил руки в стороны, преграждая путь другому, с бутылкой в руках.

— Ты что, с ума сошёл? — произнёс он настойчиво, но без агрессии.

Молодые люди вокруг замерли, наблюдая за сценой, словно за первым актом пьесы, разворачивающейся прямо перед ними. В их глазах смешались любопытство и страх, иногда переплетавшиеся с дразнящими улыбками.

Парень с бутылкой замахнулся, но защитник не проявил страха. Он встал в оборонительную позу, готовый прикрыть лицо руками. И тогда зачинщик, выругавшись, выкинул бутылку в сторону — она разбилась о брусчатку, а он скрылся в толпе.

Мой защитник развернулся — и я узнала в нём Адриана Валески. Его глаза горели стойкостью, а растрёпанные волосы едва скрывали усталость. В этом мгновении он стал для меня не просто защитником, а символом надежды в мире беззакония.

Адриан внимательно оглядел территорию, а затем поймал мой взгляд. Не произнеся ни слова, он дернул головой, словно спрашивая, всё ли в порядке. Я кивнула, но сердце всё ещё колотилось. Опасность отступила, но её тень оставалась рядом.

Мы оба поняли, что оставаться здесь невозможно. Адриан провёл рукой по волосам, словно стряхивая остатки напряжения, затем уверенно повернулся и, кивнув мне на прощание, направился к школе.

Я ещё мгновение сидела, растерянная, а потом попросила водителя трогаться. Люди постепенно начали расходиться, но ямка на сердце не исчезла. Событие оставило после себя непреходящее ощущение тревоги. За окном машины привычная суета города казалась невероятно далёкой и чуждой. Улицы, которые когда-то радовали меня, теперь таили мрачные тайны.

Глава XXXIV

— Это сладкий пирог, душка, здесь так не работает, — мягко, почти насмешливо, протянул он. — Нет, Агнесс, ты не можешь добавлять мясо в клюквенный пирог! — в голосе Лоренца звенела снисходительная строгость, словно он укорял ребёнка за шалость. — Но мясо же едят с клюквенным соусом! — звонко возразила девичья трель, в которой чувствовалось детское упрямство.

В ответ раздался раздражённый девичий рык и лязг металлического стула о кафельный пол. Этот звук эхом прокатился по кухне, и я не удержалась от лёгкой улыбки. Отдав пальто и шляпку горничной, я тихо двинулась вглубь дома; мягкий шорох моих шагов тёрся о ковровую дорожку, а потом растворился в аромате теста и пряностей, который тянул меня в сторону кухни.

Агнесс сидела за широким дубовым столом с пылающими щеками, сжимая в руках ложку. Видно было, как её мечты о «необычном» пироге рушились под тяжестью строгого взгляда старшего «коллеги по цеху». Она насупилась, подперев лицо ладонями, и сверлила Лоренца взглядом, полным детской обиды.

— Ты можешь экспериментировать сколько угодно, — сказал он, оттолкнув ногой стул в сторону, — но не с традициями. Клюквенный пирог — это святое! Он же стоял напротив, скрестив руки на груди и чуть склонив голову набок, словно строгий наставник, готовый разбирать проступок.

— Может, стоит попробовать что-то новое в этом классическом рецепте? — заметила я мягко, с лёгкой улыбкой. — Кулинария — это ведь не только соблюдение правил, но и смелость создавать что-то своё. Агнесс тяжело вздохнула и на мгновение задумалась, но её юношеское упрямство снова взяло верх. Она потянулась к миске с мясным фаршем, но я успела вмешаться.

Я остановилась в дверях, облокотившись на резной косяк, и одарила Лоренца открытой улыбкой. Мужчина замер, моргнул несколько раз, будто я ему привиделась. Агнесс же сперва оживилась, услышав поддержку, но, узнав меня, состроила недовольную гримасу.

Зато сын маркиза расплылся в довольной улыбке, не скрывая радости от моего появления. Он всё ещё держал в руке тяжёлую миску с тестом, позабыв о том, что минуту назад усердно его вымешивал. Замешательство не укрылось от Агнесс — она демонстративно закатила глаза, в её взгляде скользнула колкая ревность.

— Не успел, — виновато пожал плечами Лоренц. Поставив миску на стол, он широким шагом подошёл ко мне, протянув руки, словно собирался заключить в крепкие объятия.

Я сделала шаг назад, ошеломлённо вскинув брови. Лоренц замер, уловив моё замешательство, и тихо спросил:

— Всё в порядке?

Его голос, мягкий и обволакивающий, словно бархат, вкрадчиво проникал в душу, а в интонации слышалась настоящая забота. Этот тон вызвал во мне лёгкий укол вины за собственную растерянность. Я перевела взгляд на Агнесс: в её светлых глазах отражалось то же самое недоумение, что и в глазах Лоренца.

— Извини… ничего, — поспешила оправдаться я, прекрасно понимая, что выгляжу нелепо. Собравшись с духом, добавила с робкой улыбкой: — Просто… твои волосы… они короткие.

Граф невольно коснулся головы, взъерошив новоостриженные пряди, и снова улыбнулся своей фирменной, чуть озорной улыбкой.

— Да, решил немного изменить образ, — произнёс он с лёгкой насмешкой над самим собой. — Иногда душенька требует перемен.

Агнесс наконец ожила, шагнула ближе и с любопытством стала рассматривать Лоренца, словно не провела рядом с ним целый день.

— Мне нравится, — призналась она, и в её голосе прозвучала неподдельная искренность. Светлые глаза девушки засияли восхищением, а на щеках разлился румянец.

Глядя на её радость и на довольную улыбку Лоренца, я не смогла сдержать ответной улыбки. Невольно рука моя потянулась к его макушке, пальцы коснулись мягких, пахнущих мылом и свежим воздухом волос. «Мягкие…» — успела подумать я, и сердце предательски ускорило свой бег.

Но тут же в голове зазвенела тревожная мысль: неужели это мог быть он? Нет, Лоренц всегда был открыт со мной, он бы не посмел так поступить со мной. Я зажмурилась на мгновение, прогоняя сомнения.

— Родова задница, с тобой точно всё хорошо, птичка? — его голос потяжелел, зазвучал тревожно. Сильные руки сомкнулись вокруг моих плеч, прижимая меня к нему так, словно он боялся, что я исчезну.

Когда его ладонь коснулась моего плеча, Лоренц замер: пальцы наткнулись на прореху