Хризолит и Бирюза - Мария Озера

в моей блузе — память о кирпиче, угодившем в окно машины. Мужчина поднял на меня встревоженный взгляд, но я быстро отвела глаза и, сделав вид, что принюхиваюсь к ароматам кухни, произнесла бодро:

— О, да! Я случайно подслушала, вы делаете клюквенный пирог?

— Именно так! — с гордостью подтвердил Лоренц, приглашая меня пройти дальше. Он словно позволил моему отвлекающему манёвру пройти незамеченным, но я чувствовала: разговор о случившемся ещё впереди. — Моя матушка научила меня этому рецепту. Обожаю готовить своими руками.

На кухне пахло густым запахом масла, сладостью сахара и терпкой кислинкой клюквы. Медные кастрюли и чугунные сковороды сверкали в свете ламп, а большая печь изразцовой облицовки уютно потрескивала огнём. На широком дубовом столе, покрытом белой мукой, лежали ножи с костяными рукоятками, скалки и деревянные миски.

— Можно помочь? — с энтузиазмом предложила я, желая отвлечься от собственных мрачных мыслей.

— Конечно! — отозвался он, протягивая мне тяжёлую миску. — Попробуй помять тесто.

В его голосе звучало ободрение, а взгляд был мягким, почти ласковым. Я подошла к столу, взяла миску и ощутила её холодный ободок под пальцами. Лоренц обнял мои руки своими ладонями, направляя движения. Тесто податливо пружинило, пальцы погружались в мягкую прохладу, и я почувствовала, как его тепло через ткань одежды будто медленно согревает меня изнутри.

— Вот так… сильнее. Не жалей рук, тесто должно слушаться тебя, — сказал он тихо, глядя на меня сверху вниз.

Я задержала дыхание, стараясь сосредоточиться на деле, но его близость и внимательный взгляд, скользящий по моему лицу, заставляли сердце биться чаще. Лоренц улыбнулся уголком губ, явно заметив моё смятение.

— Теперь нужно раскатать его, — сказал он, когда тесто стало эластичным. — Смотри, я покажу.

Он взял скалку и легко провёл по тесту, показывая точные движения. Его руки были уверенными, сильными, и в каждом жесте ощущалась забота. В кухне стояла тишина, лишь потрескивал огонь в печи да слышался мягкий стук скалки о столешницу. Атмосфера была такой тёплой и домашней, что на мгновение мне показалось — за окнами нет ни опасности, ни интриг, только уютный свет лампы и аромат клюквы.

— Вот так, — произнёс Лоренц, останавливаясь, чтобы дать мне возможность попробовать самой. — Теперь попробуй ты.

— Можно мне? — раздалось рядом. Голос Агнесс, уже раскрасневшийся от раздражения, прозвучал почти как вызов.

Я почувствовала, как между нами повисло напряжение — плотное, ощутимое, словно густой пар над плитой. Лоренц, будто не замечая этой невидимой искры соперничества, мягко улыбнулся мне, извиняюще развёл руками и обернулся к девушке:

— Конечно, Агнесс. Ты справишься.

Княжна подошла ближе. В её глазах сверкал колючий блеск, а подбородок был гордо поднят. Она демонстративно перехватила у меня скалку, которую Лоренц уже успел вложить в мои руки, и это движение было небрежным, но нарочито театральным. Её жесткие, чуть резкие движения выдавали досаду. Я почувствовала, как мне становится неловко, но Лоренц продолжал наблюдать за ней с невозмутимым спокойствием — или же просто был слишком хорошим актёром.

Суровость княжны постепенно растворялась под его мягкими наставлениями и размеренным тоном.

— Вот так… Не торопись, — подбадривал он её, поправляя её руку.

Агнесс стиснула губы, но уже через несколько минут её движения стали более уверенными. Лоренц, легко улыбнувшись, перехватил скалку, собрал тесто и стал выкладывать на него рубиновые клюквенные ягоды. Его пальцы ловко крутили длинные тонкие жгутики из теста, превращая их в причудливый узор.

— Добавь хотя бы корицы, — заговорила Агнесс, тараторя и подталкивая его локтем. — Я обожаю корицу!

— Конечно, маленькая канарейка, — отозвался он мягко, и, окунув палец в муку, игриво щёлкнул её по носу.

Девушка фыркнула, сморщила нос и вытерла его рукавом золотой рубашки, расшитой тонким орнаментом. Сохраняя обиженное выражение лица, она всё же подошла ближе и стала помогать, с явным азартом повторяя за ним каждое движение.

Я отошла в сторону, наблюдая за их слаженной работой. Лоренц объяснял спокойно и терпеливо, его уверенность и тепло словно делали кухню ещё уютнее. Агнесс же впитывала каждое слово, её глаза сияли, а улыбка стала мягкой, искренней.

Но моя собственная голова была далеко отсюда. Мысли снова и снова возвращались к прошлой ночи. Мог ли это быть он? Лоренц… с его внимательностью, с этой открытой нежностью? Нет. Нет! Я отмахивалась от догадок, но они липли к сознанию, как мука к рукам.

Когда пирог отправился в печь, кухня наполнялась ароматами — сладкими, пряными, с лёгкой горчинкой.

— Нет сил больше сидеть и ждать, — заявила Агнесс, с шумом отодвигая стул через минут пятьактивного налюдения за печкой. — Пойду займусь чем-нибудь полезным.

Она стремительно вышла, оставив за собой запах духов и едва слышное шуршание шёлковой юбки. Лоренц проводил её взглядом и лишь мягко улыбнулся, ничего не сказав. Его спокойствие было заразительно — я почувствовала, как напряжение постепенно уходит.

Оставшись с ним наедине, я уселась на край стола, покачивая ногой и рассматривая мужчину. Лоренц сосредоточенно протирал столешницу, движения его были неторопливы и размеренны, словно он никуда не спешил.

— Ты так во мне дырку просверлишь, Офелия, — заметил он, поймав мой взгляд. Его смех был низким и мягким.

— Агнесс всегда такая? — тихо спросила я, наклоняясь чуть ближе. — Всё никак не могу привыкнуть.

— Иногда, — ответил он, не поднимая глаз от тряпки. — Но не стоит обращать на неё внимания. Она просто ревнует.

Я удивлённо уставилась на него. Хороший актёр, значит. Лоренц вздохнул и, наконец, отложил тряпку, подняв на меня взгляд. Его глаза были ясными, тёплыми, полными искренности — от этого взгляда становилось страшно и спокойно одновременно.

— Но ты смотришь на меня с другими мыслями, Офелия, — заметил Лоренц, перекидывая полотенце через плечо. Он скрестил руки на груди и встал напротив меня, облокотившись о столешницу массивного дубового стола.

— Я просто не могу привыкнуть… и понять, нравится мне или нет, — коротким жестом указала я на его голову и пожала плечами, виновато глядя на мужчину.

Улыбка тронула его губы, а в янтарных глазах мелькнула тёплая, загадочная искра. Он оттолкнулся от стола и сделал шаг ближе. Воздух между нами, казалось, сгустился, словно в комнате вдруг стало душно, а солнце, пробивавшееся сквозь кружевную занавеску, обожгло кожу золотом.

— Думаю, нравится, — мягко сказал он, наклонившись чуть ближе. — Хочешь потрогать ещё?

Я ничего не ответила, лишь медленно протянула руку к его коротким каштановым волосам. Они переливались золотыми искрами в лучах осеннего солнца, падавших из окна. Кончики волос приятно пружинили под пальцами, и от этого простого прикосновения по спине пробежала дрожь. Лоренц закрыл глаза, позволяя мне трогать его голову, и его расслабленное выражение