Заповедный тупик - Катерина Крутова

ли голодная Тимофеева за ночь от нее пару лакомых кусков. Васильева же в процессе страстных объятий расстегнула верхние пуговицы рубашки и то ли целовала, то ли обнюхивала режиссера в поисках пахучих или телесных следов недозволенных контактов шестой степени[43]. Оставив влюбленных миловаться на пороге, Саша скрылась на кухне и с раздражением, выплеснувшимся в неуместную силу, ткнула кнопку кофемашины. Агрегат обиженно фыркнул, разбуженно забулькал, заворочался кофейными зернами и плюнул на белое дно чашки первую дозу ароматной черной жижи.

– Кофе будете? – бросила Алекс клич в коридор и, получив в ответ нечленораздельное, но явно утвердительное бормотание, сварила еще два американо.

А затем было много кофе, сигарет, эмоций и разговоров. Эмма рыдала на плече Дэвида, и Саша с брезгливым отвращением косилась на блестящую от соплей и слез дорогую рубашку Тельмана. Режиссер успокаивал музу, очень быстро от одобрительных поглаживаний переходя к интимным объятиям, вынуждая Тимофееву то и дело сваливать на балкон, подальше от чужой откровенной близости и чувств.

Нет – Эмма была не в курсе махинаций матери. Конечно, Гюрги все выдумал, ибо он редкий козлина. Возможно, насчет носа это действительно была случайность, но когда все на эмоциях, ведь не разберешь. Вряд ли она сможет спокойно поговорить с бывшим после всего, что вынесла по его вине.

Дэвид верил – безоговорочно, каждому слову, робким извиняющимся улыбкам, слезливым потокам и дрожащим ладошкам. Алекс кривилась, подозревая если не оскароносную игру, то как минимум тщательно отрепетированное представление. Актрису Сашин скептицизм не задевал, но, чтобы успокоить любовника и смыть с репутации пятно мошенницы и шантажистки, Васильева решилась позвонить матери. Александра наблюдала этот разговор через окно с балкона. На хорошеньком, хоть и заплаканном личике бушевала буря чувств – от ласковой приветливости до злобной обиды. Упала, разбилась на мелкие осколки и погибла в луже кофейной крови чашка, сметенная ураганом бессильного негодования. Отшвырнув мобильный, Эмма истерично смеялась больше минуты, а затем обмякла в ласковых руках возлюбленного.

Когда Алекс вернулась, тишину кухни нарушало только хлюпанье раскрасневшегося носа хорошенькой блондинки. Саша заварила чай. Вытащила банку вишневого варенья, полученного в подарок от хлебосольной жены Марата Борисовича. Села напротив обнимающихся и выжидающе уставилась. Тельман осуждающе покачал головой, но Саша отступать не собиралась. Она имела полное право на подробности – зря, что ли, притащила в свою аскетичную нору этот ворох проблем?! Эмма обреченно хмыкнула, оттягивая неизбежное, медленно выпила чай и меланхолично подвела итоги разговора с матерью:

– Я неблагодарная дура и плохая дочь.

Дэвид заботливо обнял девушку за плечи. Эмма с нежностью накрыла его пальцы своей ладошкой. Сердце Алекс сбилось с ритма, а плечи дрогнули от внезапной колкости внутреннего льда.

– Ей бы вместо меня такую, как Вероника, все были бы счастливы. При бабле, при славе, жопа на Мальдивах, шея в жемчугах. Все как мечтала. А я – бездарная слабачка!

– Ты талантливее всех, кого я встречал. – Тельман поцеловал влажную от слез щеку. – А сильнее тебя разве что Шурка. Но пока ты легко и изящно стремишься вперед, товарищ продюсер самозабвенно окапывается в своем неприступном замке за семью стенами.

Алекс раздраженно фыркнула, Дэвид привычно отмахнулся, Эмма миролюбиво посмотрела на старых друзей.

– Вам так повезло. У меня никогда не было таких отношений – чтобы с детства вместе, рядом и понятно без слов. Только соперницы и конкуренты – конкурсы, курсы, соревнования. И я никогда не побеждала. Второе место по району – моя вершина. Гюрги и тот московский продюсер были редким шансом, который я тупо просрала. Так мне сказала мама, когда я приехала домой вся в крови. Еще тогда заявила, что, будь она в моем возрасте, москвич бы ей не только альбом выпустил, но и внуков обеспечил. Тем более что он видный мужчина, а не дешевка, как мой Гюрги. Понимаешь, она меня сама ему в клубе подложила. Тогда, на прослушивании. Она же ушла и оставила нас наедине. Все знала, сучка крашеная! – Эмма зашлась было в новом приступе рыданий, но шумно шмыгнула носом, зло стиснутыми кулачками размазала слезы и решительно выдала: – Нельзя так говорить. Она же моя мама и хочет мне добра. Верно? – Блондинка с умоляющей просьбой поддержать ее умозаключение оглядела собравшихся на кухне.

Саша отвела взгляд – ее собственные отношения с родителями были далеки от идеала. Но они казались чище и честнее в своем отсутствии интереса к жизни дочери, чем манипулирующая жизнью ребенка в личных целях мать Эммы.

Дэвид также промолчал. Он только крепче прижал к себе любимую и точно дите поцеловал в лоб.

– Я тебе рубашку совсем испортила. Пойдем, надо срочно застирать. – Эмма вскочила и увлекла режиссера в ванную.

Через несколько минут Алекс пришлось ретироваться на балкон – тонкая дверь не гасила сдержанных стонов, звуков страстных поцелуев и сбивчивых хихиканий. Не справились со звуками актерско-режиссерской любви и вставленные в уши беруши. Полночи Саша ворочалась на неудобном футоне, милостиво отдав любимую кровать под утехи влюбленных.

– Тсс, Шуру разбудишь, – громко шептал Тельман и целовал так, что Тимофеевой становилось жарко от Эмкиных стонов.

Немигающим взглядом Алекс буравила потолок и старалась не шевелиться. «Пять раз!» – возмущалась она в три часа ночи, когда страсти утихли и любовники наконец-то уснули. «Пять долбаных раз!» – хмурилась Саша, докуривая вторую сигарету подряд. «Пять раз, однако!» – ухмылялась она, поднимая лицо к грязно-рыжему пасмурному небу большого города. «Может, еще разок, на бис?!» – чуть было не брякнула утром, застав Дэвида и Эмму целующимися над сковородой с яичницей.

Вот и сейчас, глядя с заднего сиденья кабриолета, как нежно режиссер гладит возлюбленную по коленке, Александра ощущала раздражение вперемешку с завистью. Хотелось набрать номер Куликова и потребовать, чтобы он немедленно вернул в Питер свою наглую рыжую морду. И она пообещала себе обязательно позвонить Тони вечером, после работы.

* * *

В павильоне на студии было людно. Докручивались последние шурупы в декорациях, разматывались предельные метры кабелей, проверялось, завершая подготовку, оборудование. Посреди шумного, но слаженного процесса сновала крепкая женщина средних лет с резким голосом и такими же жесткими манерами. Поверх короткой асимметричной прически крепилась гарнитура рации, в ухе блестел наушник от мобильного. Она быстро кивнула Тимофеевой и, не тратя времени на приветствие, в паузах между звонками и командами съемочной группе сообщила, что все по плану, артист и его сопровождение уже в аэропорту и прибудут в течение часа, нужен хороший коньяк для связок и распевки, который забыли указать в райдере, и дополнительные два часа аренды павильона – подснять пару внезапных режиссерских идей.