Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

его обожаемую невесту, которая должна была бы преданно ждать его приезда в Уэльсе в любовницу ненавистного Якова Второго. На падшую женщину она совсем не была похожа. Как ему хотелось, чтобы она посмотрела на него, тогда бы он разгадал тайну этого чудовищного превращения. Но Мейбелл не смотрела на него, она вообще не смотрела по сторонам. Вопреки своему обыкновению она не улыбалась сердечной улыбкой, и увлекаемая своими тайными мыслями шла прямо вперед, будто преодолевая невидимые препятствия.

Еще в приемной дворецкий обмолвился, что прием состоится в Портретной галерее, и Мейбелл сообразила, что это она и есть. Ей показалось, что просторный зал выглядит чуть ли не вдвое больше, чем на самом деле. Повсюду в сверкающих канделябрах горели мириады свечей, тут и там группами стояли придворные дамы и кавалеры, разряженные в шелка, парчу и бархат. Сияние света больших хрустальных люстр ослепляло, и девушка не могла не вспомнить с затаенной горечью темноту и пустоту Сент-Джеймского дворца, где находился ныне пренебрегаемый всеми король Яков. А в Ричмондском дворце возле принцессы Анны и ее супруга собралась вся столичная аристократия. Все придворные поспешили откреститься от низложенного короля и продемонстрировать на этом приеме свою преданность новым наследникам престола.

На проходе ее встретила леди Черчилль, герцогиня Мальборо. Мейбелл надеялась, что ее спутником на этот вечер станет сам герцог Мальборо; эта поездка все же была немалым испытанием для нее, и она нуждалась в его поддержке. Но ревнивая леди Черчилль настояла на том, чтобы ее муж вовсе не присутствовал на приеме, не желая, чтобы его видели рядом с этой ослепительной девушкой. Джон Черчилль покорился воле супруги, опасаясь в противном случае, что она откажется помогать Мейбелл.

— Рада приветствовать вас, леди Уинтворт. Надеюсь, ваша поездка сюда была приятной, — любезно сказала герцогиня Мальборо, разыгрывая роль гостеприимной хозяйки. Но по холодному взгляду своей собеседницы Мейбелл поняла, что герцогиня ей не друг. Не смотря на все пылкие уверения мужа, леди Черчилль инстинктивно чувствовала в девушке соперницу, и она решила при первом же удобном случае выслать ее из столицы. Эта девица оказалась более красивой и пленительной, чем она полагала.

— Дорога была скользкой, ваша светлость, но желание видеть их высочества и вас перевешивало во мне все иные соображения, — с поклоном ответила Мейбелл.

— В таком случае, я тут же представлю вас их высочествам, — быстро произнесла леди Черчилль, всем своим видом говоря, что на этом ее миссия завершается и дальше нежеланная визитерша должна справляться со своими проблемами сама.

Они пошли дальше по проходу, и Мейбелл увидела, что одну стену занимают парадные портреты представителей царствующей династии Стюартов, а противоположную стену украшали бесчисленные большие окна. Немногих кресел и стульев было явно недостаточно для собравшихся в зале людей, но много сидений не требовалось, — далеко не все присутствующие обладали правом сидеть в присутствии монарших особ.

У горящего камина в золоченом кресле восседал высокий и дородный господин в роскошном придворном платье, с множеством орденов на груди; рядом с ним в таком же кресле сидела полная молодая дама в белокуром парике. Это были принц Георг Датский и его супруга Анна Стюарт, вторая дочь Якова Второго, ставшая по воле английского Парламента прямой наследницей английского престола. Парик Георга Датского производил гротескное впечатление — настолько крупными выглядели завитые кудри, украшавшие его и ниспадавшие на плечи. Из-за этого парика одутловатое лицо Георга Датского казалось еще более обрюзгшим. Принц и принцесса были разряжены в атлас, расшитый золотыми нитями; от обилия бриллиантов на их платьях рябило в глазах.

Альфред Эшби с таким напряжением следил, как Мейбелл представляют их высочествам, что адмирал Торрингтон только диву давался, помня, как непримиримо он был настроен против фаворитки Якова Второго.

— Смотри, не влюбись в эту сладкоголосую сирену, друг мой, — пошутил адмирал.

Не отвечая ему, граф Кэррингтон пошел вперед, стремясь приблизиться к интересующей его группе людей. Мейбелл после представления ее герцогиней Мальборо заговорила с принцем и принцессой, и до Альфреда стали доноситься ее слова, сказанные удивительно мелодичным голосом.

— Я прибыла не по своей воле, а по воле пославшей меня королевы, ваши высочества, — четко и вместе с тем печально говорила она. — Ее величество надеется, что вы поступите по отношению к ней и ее супругу как почтительные дети, и будете повиноваться их воле, а не воле тех, кто поднялся против их власти с оружием в руках.

— Глас народа — это глас божий, — нехотя ответила на это принцесса Анна. — Поэтому мы не можем игнорировать законные требования наших подданных, и представители трех английских сословий решат судьбу трона, если наш венценосный отец пошел против гласа божьего!

— Его величество готов обсудить все возникшие противоречия, — не отступала Мейбелл. — Нужно только не рубить сплеча и дать возможность всем заинтересованным сторонам обсудить спорные вопросы. Я уверена, можно мирным путем разрешить конфликт, не прибегая к насилию. Озлобленность не ведет к прочному миру и благополучию, а порождает новые раздоры.

— Моему отцу предлагали мирное разрешение спора, но он отверг его, — отрицательно поджала губы принцесса. А Георг Датский, по всей видимости, не имел собственного мнения, и только утвердительно качал головой, когда говорила его супруга.

— Это потому, что его величеству выдвинули ультиматум! — вскричала девушка. Отчего-то ей показалось, что она одержит верх в этом споре, и надежда одухотворила невидимым светом ее красивое лицо. — Король Яков не может принять условия сохранения за ним трона, если дело касается его религиозной совести. Нужно выслушать также, в чем состоит его мирный план, мы все обязаны сделать это в силу нашей вассальной верности. И тогда произойдет действительные переговоры, итоги которых должны удовлетворить всех!

Прекрасная посланница Марии Моденской говорила с таким жаром, защищая своего короля, что невольно завоевала симпатии большинства присутствующих. В ее пользу говорила как ее яркая внешняя красота, так и чистосердечие ее речи. И граф Кэррингтон по ее милости попал во внутренний ад — его буквально раздирали на части как безграничная любовь к ней, так и ненависть к королю, дело которого она так рьяно защищала. Теперь для Альфреда не оставалось никаких сомнений в том, что его любимая невеста действительно изменила ему, причем изменила ему с самым ненавистным его врагом. И хуже всего было то, что она была искренней в выражении своих чувств к королю Якову. Один вопрос молотом стучал в висках лорда Эшби — почему? Почему