Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

Глава 66.

Диего Солер

О том, что нужно было предупредить о своем прилете, я задумался только тогда, когда стоял перед дверью нужной мне квартиры. Поздним вечером. Для отхода ко сну было еще рано, но я не знал привычек чужих людей. И не додумался проверить, горят ли окна, когда шел к подъезду.

Вариантов у меня не было, и я рискнул. Услышал трель звонка, но только когда щелкнул замок понял, что не дышал.

Дверь распахнул отец Анны. Я сразу заметил, что дочь пошла в него – те же глаза, тот же овал лица, форма носа. Только ростом Литовцев был гораздо выше моей жены.

Он замер в дверном проеме, как скала. Его взгляд, тяжелый и пронзительный, вымеривал меня с ног до головы.

– Неожиданно, – прозвучало наконец, и в этом одном слове поместилось все: и удивление, и настороженность, и немой вопрос, тут же озвученный: – Чем обязаны?

– Здравствуйте, Леонид Васильевич. Я бы хотел поговорить о вашей дочери. И внуке.

Пожилой мужчина, которого стариком назвать язык не поворачивался – слишком в хорошей физической форме тот был, никак не отреагировал на мои слова. Продолжал стоять и смотреть своим тяжелым, отеческим взглядом.

– Лёня, кто там? – раздалось из глубины квартиры, и спустя пару секунд в коридоре появилась Анина мать. – О господи!

Тарелка, которую до этого момента Вероника Игоревна протирала полотенцем, с грохотом упала на пол и разлетелась на крупные осколки.

Почему-то я почувствовал себя виноватым: ворвался без предупреждения, напугал, судя по реакции тещи, вынудил посуду бить.

– Простите, что не позвонил, – попытался сгладить ситуацию, но вряд ли это помогло.

– Диего? – женщина, едва достающая мужу макушкой до подбородка, переступила через осколки и подошла ближе. – Что ты здесь делаешь? Что-то случилось? С Аней и Сашей?

В голубых глазах Литовцевой загорелся настоящий ужас, который я поспешил убрать.

– Нет, с ними все в порядке, насколько я знаю, – горечь от того, что я не мог произнести эту фразу с уверенностью, осела на языке. – Я хотел поговорить с вами, если позволите.

– Конечно, проходи, – куда больше радушия проявила теща и, легко отодвинув мужа с прохода, позволила мне войти. – Ой, это я сейчас уберу!

Пока я разувался, Вероника Игоревна успела подобрать все осколки, а ее муж неторопливо смел мелкое стекло в совок.

– Ну, затек. Рассказывай, – именно Леонид Васильевич садился напротив меня за кухонный стол. Его жена осталась стоять у раковины, поставив передо мной чашку с черным чаем – кофе, как оказалось, они оба не пили.

И я рассказал. Честно, без утайки, как все было. Да, ничего не помню. Да, собирался развести. Да, был в шоке, когда узнал о сыне, но безумно рад, что он у меня появился. Нет, отказываться от ребенка не собираюсь – равно как и от его матери.

– А как же твоя Елена? – впервые вопрос решилась задать Вероника Игоревна.

В ее взгляде не было неодобрения – вполне закономерного, если подумать. Лишь интерес.

– Елены в моей жизни больше нет, – признался я и приступил к другой части своего рассказа, более тяжелой.

Здесь меня не перебивали – слушали молча. Тесть при этом хмурил брови, теща – качала головой или прикрывала рот ладошкой. А когда я закончил, оба синхронно выдохнули.

– Я не хочу разводиться, – так и не дождавшись реакции от родителей жены, добавил я. – И не хочу, чтобы мой сын рос без отца.

– То есть, – откинувшись на спинку стула, мужчина напротив сложил руки на груди, – когда наша дочь не хотела разводиться, ты – хотел, а теперь у вас все наоборот?

– Лёня! – не дав мне ответить, теща шлепнула мужа полотенцем по плечу.

– Что «Лёня»? – перестав буравить меня взглядом, Леонид Литовцев мельком глянул на жену. – Я не прав или как? Он сначала нашу дочь мучил, а теперь приехал просить помощи, чтобы мы ее переубедили. Я же угадал?

Стальные глаза вновь уперлись в меня.

– Да, – признал я. – Мне очень нужна ваша помощь.

Литовцев махнул в мою сторону рукой, говоря тем самым «А я о чем?». Его жена на этот жест поджала губы и шагнула вперед.

– Послушай, Диего, – она подхватила свободный стул и присела на него. – Мы любим нашу дочь и внука больше жизни. Видели, через что она прошла. Видели ее слезы, ее отчаяние. И сейчас мы видим, как она снова начала дышать. Пусть не полностью, но уже не так тяжело, как раньше. – Вероника Игоревна положила свою маленькую, но сильную руку поверх моей. – Ты просишь нас рискнуть ее покоем. Ее хрупким счастьем. Дай нам хотя бы одну вескую причину, почему мы должны это сделать.

Ее взгляд был не обвиняющим, а вопрошающим. Она не защищалась. Она искала правду.

Я посмотрел на ее руку, затем поднял глаза сначала на нее, потом на ее мужа, чье молчание было красноречивее любых слов.

– Я не помню нашей с ней жизни, – начал я, и слова давались с трудом, будто я глотал битое стекло. – Но я помню... пустоту. Тот лед, что был внутри меня все эти годы. Он начал таять только рядом с ней. С Аной. – Я замолчал, подбирая нужные слова, самые искренние. – Я не прошу вас за меня говорить. Я прошу вас... дать мне шанс. Дать нам шанс. Позвольте мне быть рядом. Не как гостю. Не как приходящему папе. Позвольте мне... быть. Помогать. Доказать ей и вам, что я могу быть тем, кто ей нужен. Даже если память не вернется. Потому что то, что я чувствую к ней сейчас – это не требует воспоминаний. Это требует будущего.

Леонид Васильевич тяжело вздохнул и провел рукой по лицу.

– Сильно сказано. А что на практике? Ты там, в своей Барселоне, она здесь. Как это «быть рядом»? По видеозвонкам? По выходным, раз в месяц?

– Не буду скрывать, я бы хотел, чтобы они с Алексом остались в Барселоне, – выдохнул я. – Но, если Анна откажется, я перееду сюда. Сниму квартиру неподалеку, буду всеми возможными способами участвовать в жизни сына.

– А как же твоя фирма? – уточнила Литовцева.

– Буду вести дела удаленно. Мое