Пожалуйста, не бегите по эскалатору - Ольга Александровна Замятина

Я кивнул:

– Но тебя к нему подтолкнуло появление меня в твоём животе…

Она очертила пальцем ободок своей чашки:

– Я могла начать учиться, а потом уйти в академ. Дедушка и бабушка бы помогли. Я могла просто поступить через год. Да и тебя… Ты теперь взрослый и понимаешь, что ребёнка можно и не рожать, если его не хочешь. Но я хотела. Очень.

– Почему хотела? – я действительно не понимал. – Ты осталась без профессии, о которой мечтала. Он… ушёл, не захотев семью. Ты была совсем молодой. Почему ты меня родила?

Мама удивлённо на меня посмотрела:

– Потому что я полюбила тебя, конечно. Ты уже тогда стал для меня самым важным на свете.

Я покачал головой:

– Мне трудно обсуждать любовь, поскольку я её не чувствовал, – на мамином лице что-то едва заметно дёрнулось, – но я много о ней читал и смотрел в кино, – продолжил я. – И я не понимаю, как можно любить кого-то, кого нет на свете. Комочек, состоящий из клеток, нечто размером с палец или даже ноготь…

На маминых глазах появились слёзы, я, как обычно, растерялся, пытаясь понять, чем они вызваны: радостью или огорчением.

– Значит, ты читал мало книг и смотрел мало фильмов, – сказала она. – А главное, не находился в ожидании своего ребёнка.

Она вытерла уголки глаз костяшкой указательного пальца. Я кивнул:

– Кстати, очень вкусно, мам. Спасибо.

Она убрала свою чашку в раковину и направилась в коридор, но в дверном проёме остановилась:

– Аркашик, я хотела тебе ещё сказать. Насчёт этой девушки… твоей знакомой… Камиллы.

Я взглянул на часы – до выхода оставалось тридцать три минуты. Пока всё по плану.

– Если у вас с ней… – мама убрала прядь волос за ухо. Значит, нервничала. Как-то очень много непростых для неё разговоров за одно утро. – Если у вас всё сложится… ну, отношения, я этого боюсь, но, ты же знаешь, лезть не стану… Так вот она… захочет услышать от тебя…

Я посмотрел ей в глаза:

– Только не говори, что ты о признании в любви, потому что…

Она кивнула:

– Ты этого не чувствуешь. Я знаю, как никто. Но… если ты хочешь быть с человеком, это надо сказать. Хотя бы один раз.

– Соврать? – спросил я. – Ты мне предлагаешь соврать?

Она покачала головой:

– Нет. Просто… учесть потребности другого человека. Ты ведь постоянно изображаешь эмоции, которых не испытываешь, чтоб другим было проще. Например, благодаришь за сырники, не чувствуя благодарности. Так вот, в отношениях также… Ей нужно это услышать. Чтобы всё было не напрасно. Чтобы жить с тобой под одной крышей и не чувствовать свою никчёмность. Вложи в них смысл: «Люблю так, как умею». Только скажи. Пожалуйста.

Она ушла. Через мгновение я услышал звук включившегося душа.

«Чтобы не чувствовать свою никчёмность», – вспомнил я. Вот, значит, как. А ведь я никогда… за всю свою жизнь… не говорил этих слов маме. Просто не видел необходимости.

Глава 13

Крэйзи пришёл ко мне с цветами. Это было странно. И то, что звонок в дверь раздался в двенадцать ноль-ноль (на кухне по телевизору новости начинались), и то, что он свои три розы протянул мне с абсолютно серьёзным лицом. Как будто это разводной ключ. Или лекарство от расстройства желудка.

– Спасибо, – сказала я, не понимая, обрадовал он меня или нет. Он кивнул.

Красные розы были красивые: свежие, в меру раскрытые, ароматные. Мне даже стало их жаль, их вырастили для чьей-то радости, а я… И я обрадовалась. Что я, в самом деле? Когда мне в последний раз дарили букет?

Кажется, папа приносил на семнадцатилетие. И кто-то из класса ещё. Я тогда праздновала. Кормила подруг салатами и мясом по-французски.

Я отнесла цветы на кухню, подрезала краешки стеблей и бросила, как меня учила мама, в вазу чайную ложку сахара, чтоб дольше стояли.

– Поздороваюсь с Викторией Юрьевной, – Крэйзи заглянул ко мне из коридора, я кивнула.

У бабки плохо со слухом последние годы, поэтому, общаясь с ней, приходится кричать. Весь их разговор я прекрасно слышала, пока заканчивала варить суп. Стены в квартирах тонкие, они не могут держать в себе всё человеческое, всё горькое и радостное. Щедро делятся всем этим с соседями, а иногда и с прохожими. Не спрашивая разрешения у хозяев.

– Напомни своё имя, – попросила бабка. Значит, сегодня всё-таки снизошла до разговора.

– Аркадий, – ответил Крэйзи.

Повисло молчание. То ли она пыталась запомнить, то ли сообразить, знаком ли ей парень перед ней.

– Ты Камиллин друг, я помню. Серьёзный, – бабка закашлялась и успокоилась.

– Всё правильно, Виктория Юрьевна, – Крэйзи, я услышала, предложил старухе воды, а когда она отказалась, продолжил: – У вас прекрасная внучка. И такая заботливая. Вам очень повезло.

Заскрипел матрас, должно быть, бабка устраивалась поудобнее, а может, хотела приблизить лицо к собеседнику, чтоб рассмотреть получше:

– Я не понимаю тебя, Аркадий, – её голос раздавался так громко, что мне стало неловко всё это слушать, я закинула в суп последние специи (лаврушку и перец) и прикрыла кастрюлю крышкой, – есть в твоём спокойствии что-то странное. Что-то нечеловеческое…

«О боже, – я вытерла руки кухонным полотенцем и, бросив его на стол, пошла спасать Крэйзи, – у бабки явно случилось очередное помутнение».

– Ну не может нормальный человек оставаться таким невозмутимым рядом с девушкой, которая ему нравится. Ты… инопланетянин? – говорила старуха, когда я вошла в комнату. Она указывала на него своим тонким серым пальцем, в глазах её был испуг.

Крэйзи стоял напротив неё, он был спокоен, даже не отстранился от её руки, что было бы абсолютно естественно. Бабка сводила меня с ума. Ух, как она меня в этот момент бесила. Захотелось укусить её за этот указующий перст.

– Иди на кухню, – я махнула Крэйзи головой и села на край постели, – и это… извини… у неё бывает, – я взяла бабку за плечи. – Давай ложись, ну что ты… что ты разбушевалась. Придумала тоже… инопланетянин.

Она закивала головой, бормоча: «Что-то не так… Точно что-то не так». Я укладывала её на подушку, накрывала одеялом, говорила про её любимый куриный суп, который будет готов через пятнадцать минут, про то, что на улице всё утро шёл мокрый снег, но она его проспала, а теперь вот ясно, поэтому можно проветрить.

Крэйзи сразу же послушно вышел, обиделся, наверное, всё же его назвали инопланетянином. Хотя… представить что-то, что может его обидеть… А есть ли такое вообще?

Через десять минут бабка сладко спала, по-детски подложив руку под щёку,