Сокол-корабль - Вячеслав Александрович Овсянников

На двор въезжает неопасливо,

В палаты входит, не кланяясь.

А Данилы дома не оказалося,

Одна молода жена Марья Микулична.

Говорит тут Марья Микулична:

«Что еще за невежа ко мне пришел!»

Ответ держит Мишатка Путятин сын:

«Уж ты гой еси, Марья Микулична!

Прислал меня сам батюшка Владимир-князь

Со теми ярлыками скорописными».

Положил ярлычки, вон пошел.

Стала Марья ярлыки просматривать,

Залилась слезами горючими.

Скидывала с себя платье женское,

Надевала платье молодецкое,

Села на добра коня, поехала в чисто поле

Искать мила дружка своего Данилушку.

Нашла она Данилу свет Денисьевича:

«Ты надежинка, надежа, мой сердечный друг,

Молодой Данила Денисьевич!

Ведь последнее ныне нам с тобой свиданьице.

Привезла я тебе колчан стрел каленыих».

Говорит ей Данила свет Денисьевич:

«Для чего же ты, Марьюшка свет Микулична

Привезла мне колчан стрел каленыих?

Есть у меня колчан и стрелочки не потрачены».

Отвечала ему Марьюшка Микулична:

«Ты надежинка, мой сердечный друг,

Молодой Данила Денисьевич!

Пригодятся тебе стрелочки каленые,

Пойдут они не по князя, не по боярина,

А пойдут по своего брата богатыря.

Посылает тебя Владимир в луга Леванидовы,

Ко тому ключику ко гремячему

Ловить Скимна зверя лютого».

Брал Данила колчан стрел каленыих,

Велел Марьюшке вернуться в Чернигов-град.

Сам поехал во те луга Леванидовы,

Ко тому ключику ко гремячему,

Ко тому колодезю ко студеному.

Глядит ко городу Киеву:

Не белые снеги забелелися,

Не черные грязи зачернелися,

Забелела, зачернела сила русская

На того ли на Данилу на Денисьевича.

Тут заплакал Данила слезами горючими:

«Знать, гораздо я Владимиру стал не надобен!»

Берет Данила саблю вострую,

Прирубил Денисьевич силу русскую.

Глядит ко городу Киеву:

Не два сыра дуба в поле шатаются —

Едут на него два богатыря из Киева,

Брат его родной Никита Денисьевич

И названый брат Добрыня Никитич млад.

Тут Данила пуще заплакал слезьми горючими:

«Знать, Господь на меня прогневался,

Где это слыхано, где видано:

Брат на брата с боем идет?»

Берет Данила свое востро копье,

Тупым концом втыкал во сыру землю,

А на острый конец сам упал,

Спорол себе Данила груди белые,

Померкли его очи ясные.

Подъезжали к нему два богатыря киевских,

Закручинились, загорюнились;

Погоревав, воротились ко князю Владимиру:

«Не стало Данилы удалого Денисьевича!»

Тут собрал Владимир-князь поезд свадебный,

Поехали ко городу Чернигову,

Приехали ко двору ко Данилину,

Всходят во высок терем к Марье Микуличне,

Целовал ее Владимир во уста саха́рные.

Возговорит тут Марья Микулична:

«Уж ты батюшка, Владимир-князь стольнокиевский,

Не целуй меня во уста во кровавыя,

Без моего друга Данилы Денисьевича».

Отвечал ей Владимир стольнокиевский:

«Уж ты гой еси, Марья Микулична!

Наряжайся ты в платье невестное,

В платье невестное, подвенечное».

Наряжалась она в платье невестное,

Взяла с собой булатный нож.

Поехали они ко городу ко Киеву,

Поравнялись с лугами Леванидовыми.

Говорит тут Марья Микулична:

«Уж ты батюшка, Владимир-князь стольнокиевский!

Пусти меня проститься с милым дружком,

Со тем ли Данилой Денисьевичем».

Пустил ее князь Владимир проститься с Данилою.

Посылал с ней двух богатырей киевских.

Подходила Марья ко милу дружку,

Поклонилась она Даниле Денисьевичу.

Говорила двум богатырям киевским:

«Уж вы гой еси, мои вы два богатыря киевских!

Вы подите, скажите князю Владимиру,

Чтобы не дал нам валяться по чисту полю,

По чисту полю со милым дружком,

Со тем ли Данилой Денисьевичем».

Брала Марья свой булатный нож,

Спорола себе Марьюшка груди белые.

Приехал Владимир во Киев-град,

Выпускал Илью Муромца из погреба,

Целовал его в головку, во темечко:

«Правду сказал ты, старый казак,

Старый казак Илья Муромец!»

Жаловал его шубой соболиною,

А Мишатке пожаловал смолы котел.

Дунай и Настасья королевична

Старина шестнадцатая. Богатырь Дунай Иванович служит у ляховинского короля.

Ходил Дунаюшко из орды в орду,

Из орды в орду, из земли в землю́.

Пришел Дунай к королю ляховинскому.

Три года он служил во конюшниках,

Других три служил во ключниках,

Третьих три служил на новых сенях.

Уж он день стоит да на новых сенях,

Ночку спит да в новой спаленке,

Он на той кроваточке на тесовои,

На периночке на пуховои,

Спит со душенькой с Настасьей-королевичной.

У того ли короля у ляховинского

Заводилось пированьице, почестен пир.

Говорит Дунаю Настасья-королевична:

«Не ходи, Дунай, на почестен пир,

Не равно, Дунаюшко, похвастаешь,

Не равно, словечико вымолвишь».

Не слушал Дунай Настасью-королевичну,

Пошел Дунай на почестен пир.

Все-то на пиру напивалися,

Все пьяны-веселы порасхвасталися.

Иной-то хвастает золотой казной,

А иной-то ведь хвастает добрым конем,

А иной-то хвастает вострым копьем,

А умный – тот хвастает отцом-матушкой,

А безумный – тот хвастает молодой женой.

Сидит Дунаюшко, не ест, не пьет,

Ничем он, Дунай, не похвастает.

Проговорил тут ляховинский король:

«Уж ты что же, Дунаюшко, не ешь, не пьешь,

Ты не ешь, не пьешь, ничем не хвастаешь?»

Отвечал Дунай королю ляховинскому:

«Нечем мне, Дунаюшке, похвастаться,

Нету у меня, Дуная, золотой казны,

Нету у меня, Дуная, добра коня,

Нету у меня, Дуная, востра копья,

Нету у меня, Дуная, отца-матушки,

Нету у меня, Дуная, и молодой жены.

Уж я только, Дунаюшко, похвастаю:

Я ходил-гулял из орды в орду,

Из орды в орду, из земли в землю́;

Я пришел, Дунай, к королю в Литву.

Три года я служил во конюшниках,

Других три служил во ключниках,

Третьих три служил на новых сенях.

Уж я день стою да на новых сенях,

Уж я ночку