Сокол-корабль - Вячеслав Александрович Овсянников

Я на той на кроваточке на тесовои,

На периночке на той на пуховои,

Сплю со душенькой с Настасьюшкой с королевичной».

Тут не синее море всколыбалося —

Королевское сердце разгорелося,

Вскричал король своим пановьям-улановьям:

«Уж вы гой еси, пановья-улановья,

Вы берите Дуная за белы руки,

Вы ведите Дуная во чисто поле,

Отрубите Дунаю буйну голову».

Тут брали его панове-уланове,

Повели Дуная во чисто поле.

Говорил Дунай пановьям-улановьям:

«Уж вы гой еси, панове-уланове!

Проведите меня по улице,

По улице у терема королевского».

Проводили они Дуная вдоль по улице,

По улице у терема королевского.

Тут вскричал Дунай зычным голосом:

«Ты прости, прости, вольный белый свет,

Прости, душенька Настасья-королевична!

Приупито было, приуедено,

В красни́, в хороши́ приухожено,

На белой груди да приулежено».

Спит, не слышит Настасья-королевична.

Вскричал Дунай во второй раз:

«Ты прости, прости, вольный белый свет,

Прости, душенька Настасья-королевична!

Приупито было, приуедено,

В красни, в хороши приухожено,

На белой груди было улежено».

Опять Настасья-королевична не услышала.

Вскричал тут Дунаюшко в третий раз:

«Ты прости, прости, вольный белый свет,

Прости, душенька Настасья-королевична!

Приупито было, приуедено,

В красни, в хороши приухожено,

На белой груди было улежено».

Пробудилась тут Настасья, услышала,

Бросалась Настасьюшка к окошечку:

«Уж вы гой еси, панове-уланове!

Вы берите казны сколько надобно,

Вы возьмите с конюшна двора конюха,

Вы сведите его да во чисто поле,

Отрубите ему буйну голову,

Отдайте Дуная мне на́ руки».

Брали панове-уланове злато-серебро,

Взяли с конюшна двора конюха,

Свели конюха во чисто поле,

Отрубили ему буйну голову.

Отдавали Дуная Настасье на руки.

Говорила Дунаю Настасья-королевична:

«Ай же ты, Дунай сын Иванович!

Ты скажи, скажи, не утаивай,

Есть ли у тебя на святой Руси,

В городе Киеве отец-матушка,

Есть ли молода жена и малы детушки?»

Отвечал Дунай сын Иванович:

«Нет у меня на Руси отца-матушки,

Нет молодой жены и малых детушек,

А есть на Руси у князя Владимира

Славные богатыри могучие,

Хочу с богатырями силой помериться».

Дала ему Настасья-королевична добра коня,

Дала всю сбрую богатырскую,

Отпустила его на Русь ехать.

Бой Добрыни с Дунаем

Старина семнадцатая. Дунай-богатырь приезжает на Русь. Встреча с Добрыней.

Ездил Добрыня по всем земля́м,

Ездил он по всем страна́м,

Искал себе Добрынюшка супротивника.

Не мог найти себе супротивничка, наездничка.

Поехал он далече во чисто поле,

Завидел, во́ поле шатер стоит,

А шатер-то стоит рытого бархата,

Рытого бархата да черного,

На шатре надпись написана со угрозою:

«Кто к шатру приедет – убитому быть».

А стояла в шатре бочка зелена вина,

А на бочке чарочка серебряная,

Серебряная чарочка, позолоченная,

Не мала, не велика – в полтора ведра.

Да стоит в шатре кроваточка тесовая,

На кроваточке перинушка пуховая.

Слезал Добрынюшка со добра коня,

Наливал он чару зелена вина,

Первую выпил чару для здравьица,

Вторую выпил для весельица,

А третью выпил чару для безумьица.

Помутились у Добрынюшки очи ясные,

Расходились у Добрынюшки могучи плечи,

Разорвал он шатер рытого бархату,

Раскидал по полю чистому,

По тому ли по раздольицу широкому;

Расшиб он бочку зелена вина,

Растоптал чарочку серебряную,

Спать лег на кроваточку тесовую,

Спит Добрынюшка трое суточек.

Едет тут к шатру Дунай сын Иванович:

«Кажись, не было ни бури, ни вихря буйного,

А все мое шатрышко развоевано,

Расшиблена бочка зелена вина,

Растоптана чарочка серебряная,

На кроваточке спит удалой добрый молодец».

Помутились у Дунаюшки очи ясные,

Разгорелось у Дуная ретиво́ сердце,

Закипела у Дуная кровь горячая,

Расходились его могучи плечи,

Берет он свою сабельку вострую,

Замахнулся на удала молодца,

А сам призадумался:

«Сонного убить – не будет мне честь богатырская,

Не будет мне хвала молодецкая».

Закричал Дунаюшко громким голосом.

Ото сна Добрынюшка пробуждается,

Со великого похмельица просыпается.

Говорит тут Дунаюшко сын Иванович:

«Уж ты гой еси, удаленький добрый молодец!

Ты зачем разорвал шатер рыта бархата,

Расшиб мою боченьку зелена вина,

Растоптал чарочку мою серебряную,

Подарена была чарочка королем ляховинскиим?»

Говорит тут Добрынюшка Никитич сын:

«Уж ты гой еси, Дунаюшко сын Иванович!

А зачем ты пишешь со угрозами,

Со угрозами пишешь со великими?

Нам бояться угроз богатырскиих —

Нечего ездить во поле богатырствовать».

Еще тут молодцы прираздорили,

Съезжаются они на добрых конях,

Бьются палицами булатными,

Рукояточки у палиц сломалися.

Съезжаются молодцы во второй-то раз,

Секлись они сабельками вострыми,

Вострые сабельки у них исщербалися.

Съезжаются молодцы во третий-то раз,

Кололись они копьями долгомерными,

Копьица по насадочкам свернулися.

Соскочили молодцы со добрых коней,

Схватились биться врукопашную,

Борются молодцы трое суточек,

По колено они в мать сыру землю втопталися,

Не который не переборет, верх возьмет.

Там ездил по чисту полю

Могуч богатырь Илья Муромец,

Да были с ним Самсон Колыбанов и Гаврила долги полы́.

Говорит тут могуч богатырь Илья Муромец:

«Мать сыра земля сотрясается,

Где-то борются удалы добры молодцы.

Два русских борются – помирить надобно,

Русский с неверным – нашему надо на выручку.

Послать Самсона Колыбанова, —

Да тот ведь роду-то сонливого;

А Гаврилу послать – заплетется в полах.

Ехать мне самому, казаку старому».

Подъезжает к ним Илья Муромец:

«Уж вы гой еси, удаленькие добрые молодцы!

Вы об чем же бьетесь, об чем боретесь?

Разве на земле-то стало узко вам,

Разве небо-то стало низко вам?

Укротите вы сердце богатырское,

А лучше вы крестами побратайтеся,

Назовитесь вы