Сокол-корабль - Вячеслав Александрович Овсянников

Ищи-ка ты, Добрыня, девять туров,

А пусть ты десятый тур золоты рога!»

Обвернула Добрыню гнедым туром,

Пустила его далече во чисто поле,

Ходят там в чистом поле девять туров,

Девять туров, девять братеников,

Будет Добрыня им десятый тур,

Десятый тур золоты рога.

В ту пору завелся у князя Владимира великий пир,

Сидели на пиру честные вдовы,

И сидела тут Добрынина матушка

Честна вдова Амелфа Тимофеевна.

На пиру наедалися, напивалися,

На почестном порасхвасталися,

Кто хвастает золотой казной,

Кто хвастает молодой женой,

Третий хвастает добрым конем.

Тут Маринка Добрынюшкой похвастала:

«Гой еси вы, княгини, боярыни!

Во стольном во городе во Киеве

А и нет меня хитрея-мудрея.

Есть у меня во чистом поле девять туров,

Девять туров гнедых, всем украшенных,

Девять туров – девять молодцев,

Сильных, могучих богатырей.

А ныне пустила я в чисто поле десятого,

Молодца Добрыню Никитича,

Десятый тур золоты рога».

Тут вставала Добрынина матушка

Амелфа Тимофеевна,

Била Маринку по белу лицу:

«Ай же ты, Маринка Игнатьевна!

А и сука ты, еретица, безбожница!

Есть тут тебя хитрее, есть мудренее.

Я тебя сукой обверну, по Киеву пущу,

Станешь ты, Маринка, псов-кобелей за собой водить.

Обверни-ка, Маринка, всех добрых молодцев,

Всех могучих богатырей,

Обверни Добрынюшку Никитича».

А и женское дело прелестивое,

Прелестивое, перепадчивое.

Обвернулась Маринка сорокою,

Полетела далече во чисто поле,

Где ходят-гуляют девять туров,

Добрыня ходит десятый тур.

Села Добрыне на золотой рожок:

«Нагулялся ли ты, Добрыня, по чисту полю,

Наелся ли той ковыль-травы,

Возьмешь ли меня за себя замуж?»

Отвечал Добрынюшка гнедой тур:

«Нагулялся я, Добрыня, по чисту полю,

Наелся я, Добрыня, ковыль-травы,

Возьму тебя, Марина, за себя замуж».

Обвернула его Маринка добрым молодцем,

Обвернула всех девять могучих богатырей,

Сама обвернулась красной девицей.

Поженились они с Добрыней в чистом поле,

Круг ракитова куста венчалися.

Пришли они к Марине во высок терем.

Говорил Добрынюшка Никитич млад:

«А и гой еси ты, моя молодая жена,

Молода Марина Игнатьевна!

Нет у тебя в терему Спасова образа,

Некому у тебя помолитися, некому поклонитися,

А и дам тебе, Марина, поученьице,

Как мужья своих жен учат.

А и чай моя вострая сабля заржа́вела?»

Стал тут Добрыня жену свою учить,

Молоду Маринку Игнатьевну:

Первое ученье – ей руку отсек,

Сам приговаривает:

«Эта мне рука ненадобна,

Ласкала она, рука, Змея Горынчища».

Второе ученье – ноги ей отсек:

«А и эти ноги мне не надобны,

Оплетались они со Змеем Горынчищем».

Третье ученье – губы ей обрезал и с носом прочь:

«А и эти-то мне губы не надобны,

Целовали они Змея Горынчища».

Четвертое ученье – голову отсек и с языком прочь:

«А и эта голова не надобна мне,

И этот язык не надобен,

Знал он речи чародейные,

Дела еретические».

Позвал Добрыня девять молодцев,

Девять богатырей могучиих,

Что турами с ним гуляли в чистом поле,

Привел в стольный Киев-град ко князю Владимиру,

Встали они в дружину богатырскую,

Дружину братьев названыих

Под начало большего брата Ильи Муромца,

Встали на защиту земли русской.

Данила Ловчанин

Старина пятнадцатая. Князь Владимир хочет завладеть женой богатыря Данилы Ловчанина, Марьей Микуличной, старшей из трех дочерей Микулы Селяниновича

Во славном во городе во Киеве

У солнышка князя Владимира

Было еще пированьице-почестный пир.

Вполсыты все наедаются,

Вполпьяна все напиваются,

Между собой похваляются:

Сильный хвалится силою,

Богатый хвалится золотой казной,

Кто хвалится товарами заморскими,

Кто поместьями, вотчинами.

Один только не хвалится Данила Денисьевич.

Говорит тут солнышко Владимир-князь:

«Уж ты гой еси, Данилушка Денисьевич!

Что ты у меня ничем не хвалишься?

Или нет у тебя золотой казны,

Или нет у тебя молодой жены,

Или нет у тебя цветного платьица?»

Ответ держит Данила Денисьевич:

«Уж ты батюшка наш, Владимир-князь!

Есть у меня золота казна,

Есть у меня молода жена,

Есть у меня и цветное платьице;

Это я, молодец, призадумался».

Тут пошел Данила с пира княженецкого.

Говорит Владимир-князь таковы слова:

«Уж вы гой еси, мои князья-бояре!

Все вы у меня в Киеве переженены,

Только я один холост хожу,

Холост хожу, неженат гуляю.

Не знает ли кто мне девицу пригожую,

Кабы лицом красна и станом статна,

Станом статна и умом сверстна,

Назвал бы ее княгинею».

Вставал тут из-за левой из-за сторонушки

Мишатка Путятин сын:

«Уж ты батюшка, Владимир-князь стольнокиевский!

Много я езживал по чужим землям,

Много видал я королевичен, девиц пригожиих,

Не нахаживал такой пригожицы

Как у того ли у Данилы Денисьевича

Та ли Марья Микулична:

И лицом красна и умом сверстна,

Ее бы назвать тебе княгинюшкой,

А нам назвать бы ее государыней матушкой».

Не полюбилась та речь князю Владимиру:

«Где это видано, где слыхано:

От жива мужа жену отнять!»

А Мишатка Путятин приметлив был:

«Уж ты батюшка, Владимир-князь стольнокиевский!

Не вели казнить, вели слово молвити;

Наряди Данилушку в службу дальнюю, невозвратную,

Пошли его во те луга Леванидовы,

Ко тому ко ключику ко гремячему,

Ловить ему Скимна, зверя лютого.

Заохотится добрый молодец,

Назад не воротится».

Это слово князю показалося.

Говорил тут Владимиру Илья Муромец:

«Уж ты батюшка, Владимир-князь стольнокиевский!

Изведешь ты ясного сокола —

Не поймать тебе лебедь белую».

То слово князю не показалося,

Посадил Илью Муромца во глубок погреб.

Сам садился на золот стул,

Писал ярлыки скорописные,

Посылал с Мишаткой в Чернигов-град.

Поехал Мишатка в Чернигов-град