Сокол-корабль - Вячеслав Александрович Овсянников

Я живу, калика, не по-прежнему,

Не по-прежнему живу, не по-старому.

Я не смею подать тебе милостинки спасенноей,

Не велит Идолище поганое

Поминать Христа, царя небесного,

А еще поминать Илью Муромца,

Богатыря святорусского.

Кто помянет – судом судить,

Судом судить – живому не быть,

Очи ясные вынимать его косицами,

Язык тянуть да его теменем.

Живу я, князь, теперь не в палатах белокаменных,

Живу я теперь на кухне поваром,

Варю варево басурманское,

Подношу кушанье Идолищу проклятому».

Говорит ему Илья, калика перехожая:

«Уж ты гой еси, Владимир Красно Солнышко!

Ты не мог узнать меня, Илью Муромца?»

Тут падал Владимир-князь на резвы ноги:

«Ты прости, прости, Илья Муромец, меня виноватого!»

Отвечал ему Илья таково слово:

«Не тужи, Владимир Красно Солнышко,

Так и быть, выручу я тебя из неволюшки».

Пошел Илья в палаты к Идолищу поганому:

«Ты, поганое Идолище, басурманский царь,

Принес я тебе весть нерадостную:

Илья-то Муромец ведь живехонек, здоровешенек.

Встретил я его в чистом поле.

Хочет заутра приехать в Киев-град».

Говорит ему Идолище басурманский царь:

«А скажи, калика, скажи-ка мне,

Велик ли этот Илья Муромец?»

Отвечает Илья калика перехожая:

«Илья-то Муромец будет в мой же рост». —

«А по многу ли ест хлеба Илья Муромец?»

Отвечает калика перехожая:

«Хлеба он по единому ломтю кушает». —

«А по многу ли он пьет пива пьяного?»

Отвечает калика перехожая:

«Пива пьяного он пьет всего-то одну чарочку».

Усмехнулся тут Идолище поганое:

«Почему же этим Ильею на Руси хвастают?

На долонь его положу, другой приложу, —

Останется от него мокро место».

Говорит ему калика перехожая:

«А по многу ли, царь, ты пьешь и ешь?»

Отвечает ему Идолище поганое:

«Я-то пива пью в полтора ведра,

Я-то хлеба ем по семи пудов,

Я ведь мяса-то ем – в обед быка съем».

Отвечал на те речи Илья Муромец,

Илья Муромец сын Иванович:

«У моего-то батюшки родимого

Была корова обжорлива,

Она много пила да много ела —

У ней скоро ведь брюхо треснуло».

Та речь Идолищу не слюбилася,

Хватал он из ногалища булатный нож,

Кидал в калику перехожую.

Увернулся Илья от ножа булатного,

Скидывал тут Илья шапку с головушки,

Шапку ту сорочинскую,

Кинул шапкою в Идолище поганое —

Угодил в басурманскую саму голову.

Улетел Идолище из простенка вон,

Вылетел Идолище на улицу.

Побежал Илья Муромец из палат на двор,

Срубил Идолищу буйну голову.

Избил-изрубил всю силу басурманскую,

Силу татарскую, великую.

Тут велел князь Владимир звонить в большой колокол,

За Илью петь обедни с молебнами:

«Не за меня молите, за Илью за Муромца».

Собирал Владимир Красно Солнышко почестный пир,

Почестный пир для Ильи для Муромца,

Славить могучего богатыря русского.

Илья Муромец и Идолище в Царь-граде

Старина двадцатая. Илья Муромец освобождает Царь-град от Идолища.

Как сильное могуче-то Иванище,

Как он, Иванище, справляется,

Как он-то тут, Иван, да снаряжается

Идти к городу еще Еруса́лиму,

Господу Богу там помолитися,

Во Ердань там реченьке купатися,

В кипарисном деревце сушитися,

Господнему гробу приложитися.

А сильное-то могуче Иванище,

У него лапотцы на ножках семи шелков,

Промеж в лапотцы поплетены

Каменья самоцветные,

Клюша-то у него ведь сорок пуд.

Сходил он, Иванище, к городу Ерусалиму,

Господу Богу молился,

Во Ердань-реке купался,

В кипарисном деревце сушился,

Господнему гробу приложился.

Назад шел мимо Царь-града.

Наехало тут на Царь-град поганое Идолище,

Одолели проклятые татарева.

Святые образа поколоты,

В черные грязи потоптаны,

В Божьих церквях коней кормят.

Как это сильно могуче Иванище

Хватил-то он татарина под пазуху,

Начал у поганого допрашивать:

«Ай же ты, татарин, неверный пес,

А скажи, татарин, не утаивай:

Какой он у вас, Идолище ваше поганое?»

Говорит татарин таково слово:

«Идолище у нас в долину две сажени печатныих,

В ширину Идолище – сажень печатная,

А головище – что ведь люто лохалище,

Глазища – что чашища пивные,

А нос-то на роже он с локоть был».

Схватил Иванище татарина за руку,

Бросил в чисто поле,

Разлетелись у татарина косточки.

Пошел Иванище дальше путем-дорогою,

Навстречу ему могуч богатырь Илья Муромец,

Едет на своем коне богатырскоем:

«Ты откуда, Иванище, идешь-бредешь,

Откуда путь держишь?» —

«Иду я от того города Ерусалима,

Там я Господу Богу молился,

Во Ердань-реке купался,

Ко Господню гробу приложился.

Назад шел мимо Царь-града».

Как начал тут Ильюшенька доспрашивать,

Как начал тут Ильюшенька доведывать:

«Все ли в Царь-граде по-старому,

Все ли в Царь-граде по-прежнему?»

А говорит тут Иван таково слово:

«В Царь-граде-то нынче не по-старому,

В Царь-граде-то нынче не по-прежнему,

Одолели поганые татарове,

Наехал на Царь-град Идолище проклятое,

Головища – что ведь люто лоханище,

Глазища – что чашища пивные,

А нос-то на роже он с локоть был.

Святые образы поколоты,

В черные грязи потоптаны,

Во Божьих церквях коней кормят».

Говорит ему тут Илья Муромец:

«Дурак же ты, дурак, Иванище!

Силы у тебя могучего богатыря,

Смелости, ухватки половинки нет.

Зачем же ты не выручил царя-то Константина Боголюбова?

Разувай же лапотцы семи шелков,

Обувай мои сапожки сафьянные,

Давай сюда клюшу сорок пуд,

Сокручусь я каликой перехожею,

А ты пока стереги моего добра коня».

Приходит Илья Муромец во Царь-град,

Закричал Илья во всю голову зычным голосом:

«Ай ты царь, Константин Боголюбович!

А подай-ка мне, калике перехожей, милостыню!»

Как в Царь-граде от крика его богатырского

Пошатнулись терема златоверхие,

Хрустальные оконнички посыпалися.

Уши заложило Идолищу