Наследник богов - Нира Страусс

А, нет, не разговаривает. Прижимает ладонь ко лбу торговца, застывшего с закрытыми глазами и открытым ртом. Стоило Гебу убрать ладонь, как торговец повалился навзничь, приложившись головой о прилавок. Его могучий храп Найла услышала даже на улице.

Геб его усыпил? Зачем? Как? Бог тем временем шагнул куда-то влево и пропал из виду. Раздосадованная, Найла переместилась чуть дальше вдоль витрины, потом еще чуть дальше – пока наконец не нашла точку, с которой просматривалось все помещение лавки. Но бога там не наблюдалось.

Тогда, набравшись храбрости и решив, что терять все равно нечего, Найла вошла внутрь. Казанов там было просто видимо-невидимо, они заполонили все, поэтому она не сразу увидела в дальнем конце занавеску, закрывающую дверной проем. Ну да, логично же. Подсобка.

Найла посмотрела на владельца, храпевшего на прилавке: по густым черным усам неторопливо, но без перебоев текла струйка слюны. Поступок Геба ей не понравился, однако, по сравнению со всеми описанными в изучаемой литературе бесчинствами, которые творили древнеегипетские боги, погрузить человека в сон – это, надо признать, меньшее из зол. Почти шалость.

Она осторожно отодвинула занавеску и прислушалась. Подсобка оказалась гораздо просторнее торгового зала. Найла даже не сразу отыскала взглядом Геба – только пройдя еще пару шагов вглубь, она увидела его в противоположном углу, где он что-то сосредоточенно разглядывал, присев на корточки.

Найла сделала еще шаг – на цыпочках, чтобы не выдать себя, – пытаясь высмотреть, что у него там в руках и что вообще находится в этом углу, где…

– Когда в следующий раз решишь за мной проследить, прекрасная, – раздался голос Геба, – предупреди сразу, обойдемся без ненужных прощаний.

Найла схватилась за сердце, успев подумать, что лишь чудом не свалилась на месте с инфарктом.

– Ты меня… услышал? – выдавила она, едва дыша от испуга.

– Я тебя учуял, – уточнил Геб, поднимаясь. Вроде бы не сердится. И не удивлен. Даже как будто смешинки в глазах мелькают. – От тебя пахнет жасмином – это одно из семи священных благовоний.

Ого. Да уж, нюх у него острый. Может, это божественное. Геб больше не произносил ни слова, только смотрел, чуть приподняв брови, и под этим взглядом Найла, наоборот, не смогла молчать:

– Я… Ну, я забеспокоилась, что у тебя могут возникнуть трудности в городе… Я просто хотела…

– Позаботиться обо мне? – Лицо его наконец озарилось той самой улыбкой, к которой Найла уже начинала привыкать. – Очень любезно с твоей стороны.

– Это не любезность, это логика, – парировала она. – Ты – бог, ты целую вечность не ступал на землю смертных, тебе даже банальный душ в новинку. Так что разгуливать одному – не лучшая идея.

Он кивнул и скрестил руки на груди. Найла изо всех сил старалась не замечать, как подчеркивает эта поза размах его плеч и мощь бицепсов.

– Служители нужны нам, богам, для другого. Не в качестве провожатых по городу. Кому, как не тебе, это знать: тебя же готовили в жрицы.

Да, готовили. Годы бреда и уроков, которые, как она всегда считала, никогда ей не пригодятся. Почему она не может развернуться и уйти? Зачем потащилась за ним? Идиотка. Просто послушала интуицию, хотя та ее вечно подводила, – и нате, выпутывайся теперь из неловкого положения.

– Ладно, значит, ты знаешь, что делаешь. – Найла неопределенно дернула подбородком и развернулась к выходу. – Надеюсь, с тобой все будет…

– Постой!

Неизвестно, кто удивился больше, когда Найла повернулась обратно к Гебу, – она или он. Геб резко захлопнул рот и опустил руку, протянутую будто в попытке ее удержать. Сглотнув, он заскользил глазами по подсобке, глядя куда угодно, только не на собеседницу.

– Раз уж ты здесь, я, пожалуй, воспользуюсь небольшой помощью. Мне нужно кое-что найти, а здесь все свалено как попало, никакого порядка.

Она могла бы отказаться. Повела бы себя как благоразумная девушка, у которой слово не расходится с делом.

Только этой девушкой ей не быть. Совершенно очевидно.

– Ладно. Что ты ищешь?

9

Уговор

– Два редких талисмана. Они называются привлекающими. В отличие от амулетов, выполняющих защитную функцию, талисманы…

– Призваны привлекать, то есть обеспечивать желаемое, – перебила Найла, кивая. – Я в курсе. И неплохо разбираюсь в древнеегипетских ценностях. Можно конкретнее?

От Найлы не укрылось удивление – пусть и слабенькое, – которое вызвали у Геба ее слова. Найла не просто знала то, что положено знать жрице: она много почерпнула за время учебы, хотя вообще-то в лекциях то и дело попадались неточности (о которых она предпочитала помалкивать, не вступая в бессмысленные споры с преподавателями), и увлеченно занималась самостоятельно. В современном мире уже сложилось свое, несколько искаженное массовой культурой и жаждой сенсаций представление о древностях, а ей всегда хотелось докопаться до истоков и основ, совсем не таких сладких и радужных, как рисовалось обывателю.

– Я ищу пару стеклянных жужжалок. Они должны быть размером не больше ногтя.

Найла посмотрела на него озадаченно, решив, что ослышалась. Она-то думала, он ищет что-то впечатляющее – типа короны, ожерелья или даже перстня, то есть предмет, прочно связанный с властью и господством. А он, оказывается, искал…

– Мух? – повторила она. – Пару стеклянных мушек?

– Именно. Если ты пошаришь с этой стороны, а я с той, дело пойдет быстрее.

Он развернулся и без лишних слов принялся дальше рыться на стеллажах. У Найлы ушло еще несколько секунд на то, чтобы осмыслить сказанное и тоже взяться за работу. Ее терзало любопытство, на языке вертелось множество вопросов. Однако она, закусив нижнюю губу, прилежно передвигала разнокалиберные казаны из всевозможных металлов, стараясь не слишком греметь. Кто знает, насколько крепко спит торговец. С другой стороны, как прикажете отыскивать два микроскопических предмета в этой свалке? Высокие, выше двух метров, стеллажи опоясывали все помещение, выстроившись вдоль старых, отсыревших стен; в носу чесалось от специфического запаха, и в довершение все покрывал толстенный слой пыли.

Неужели эти талисманы и вправду так важны? А если Геб ошибся и ищет не то? Ну да, да, он бог и все такое… Но ведь и боги могут ошибаться?

Раздумья прервал насмешливый голос Геба:

– Мухи символизируют упорство и стойкость. Никогда не суди по размеру и внешнему виду, Найла.

– Но я же ни слова не сказала!

– Энергия, которая от тебя исходит, читается не хуже папируса. – Улыбку в его голосе Найла уловила, даже не оглядываясь. – Наверняка остальные боги рассуждали бы так же, как ты. Искали бы для этого дела союзников покрупнее и пострашнее. Но я предпочитаю действовать… незаметнее. Чем меньше я потревожу своим появлением жизнь смертных, тем лучше.

Найла в который раз поразилась его бережности. Может, поэтому он и уложил торговца спать. Может, Геб не такой, как остальные боги? Потому что он бог земли? Или, по крайней мере, не такой, какими она представляла себе большинство богов из мифов – себялюбивыми, своекорыстными и с вот такенной манией величия.

– Так зачем тебе все-таки эти две мухи? – спросила Найла непринужденно, возвращаясь к разговору. – Что ты собираешься привлечь?

– Встречу.

И все на этом. Найла начала нетерпеливо переступать на месте, непроизвольно подергивая ногами. Встречу с кем? И где? И зачем? И почему у него на шее татуировка в виде анкха? У древних египтян анкх был символом вечной жизни, всех богов изображали с анкхом в руках, но это был предмет, не рисунок. Ни разу ей не попадалось изображение, где анкх был бы вытатуирован на теле, и слышать о таком обычае ей тоже не доводилось. Он для чего-то служит или нанесен просто для красоты, как подводка на веках?

«Мозг, постой, дай передохнуть!»

Пока в голове проносились эти вопросы, она столько раз открывала и закрывала рот, подстегиваемая любопытством, что уже челюсть заныла.

Тень, скользнувшую к ней по казанам и полкам, Найла заметила за секунду до того, как рука Геба легла ей на плечо. Пальцы так приятно холодили разгоряченную кожу, что мурашки побежали.

– Сгораешь от любопытства, да? – произнес он ей почти на ухо.

Проклятье! Найла чувствовала не только прохладу пальцев. От Геба шла волна какой-то энергии, почти пульсирующей, от которой звенело напряженно все тело и перехватывало дыхание.

– Я совру, если скажу,