Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

– Говорите, ваше величество, я к вашим услугам! – смиренно ответил Брандикур, усевшись у ее ног.

– Ты ведь знаешь, что обычно делают с пленницами победители?

Брандикур закусил губу и отвел глаза в сторону.

– Знаю, – печально произнес он.

– Сарацины… они ведь придут? – со страхом произнесла королева.

– Это очень может быть.

– Тогда обещайте мне, Брандикур, поклянитесь мне и обязательно выполните клятву! Если сарацины ворвутся в город, вы отрубите мне голову прежде, чем они овладеют мной.

Королева вцепилась в плечо рыцаря своей горячей, сухой рукой и пристально посмотрела ему в глаза.

Брандикур не выдержал ее взгляда. Он сам готов был заплакать.

– Клянусь вам, моя королева, клянусь! Я и сам бы не позволил вам оказаться в лапах этих зверей, будь они все прокляты.

– Да, пусть будут прокляты все сарацины на свете! Пусть все они сдохнут! – прошептала королева. – О мой малыш! О мой любимый муж! Господи, да за что же это все!

Схватки становились все сильнее и регулярнее. Брандикур позвал повитух, а сам встал за дверью будуара, постоянно отправляя стражников узнать у дозорных, не видно ли сарацин.

Утром обессиленная королева родила сына.

Держа малыша на груди, она гладила его головку и боялась заснуть, хоть ей и очень хотелось спать. Ей все казалось, что если она забудется, то ворвутся сарацины и отберут ее сына.

– Как вы назовете мальчика, ваше величество? – спросил патриарх Иерусалимский, вызванный к постели родильницы.

– Это мой Жан, – еле вымолвила королева. – Жан Тристан.

Старик патриарх взял из рук матери крошечного ребенка, пососавшего молоко и заснувшего, улыбнулся ему и перекрестил.

– Благослови, Господь, это дитя, – прошептал он и пошел возвестить всем в Дамиетте, что королева родила сына.

И хоть новость эта была радостной, но не могла пересилить общую печаль от гибели войска и тревогу за собственную судьбу.

Вечером, едва королева смогла немного отдохнуть и любовалась Жаном Тристаном, спавшим в колыбельке рядом с ее кроватью, служанка сообщила, что прибыла делегация итальянцев. Королева, как правительница Дамиетты вместо своего мужа, вела все дипломатические дела. Обычно ей помогали патриарх Иерусалимский и Оливье де Терм, но сейчас их рядом не было, а просящие аудиенции оказались очень настойчивыми.

Маргарита подумала, что правильно будет принять их в своем будуаре: когда рядом спит ребенок, тогда она окажется как бы под защитой этого дитя, итальянцы будут растроганы, и это поможет беседе без присутствия коменданта и патриарха.

Вошедшие были капитанами кораблей и владельцами целых флотилий. Родом из Генуи, Венеции и Пизы, они доставили армию Людовика сначала на Кипр, потом в Египет, перевезли отряды французов, пришедших с Альфонсом де Пуатье. В гарнизоне, оставленном в Дамиетте, также находились чуть ли не половина итальянцев. Все они очень опасались прихода сарацин и, несмотря на Жана Тристана, взятого королевой на руки, твердо сообщили ей, что собираются покинуть Дамиетту. Это означало, что гарнизон, и так небольшой, будет сильно ослаблен, а оставшиеся в городе христиане станут легкой добычей для врага, так как спастись из Дамиетты без кораблей станет невозможно. Маргарита прекрасно понимала это. Итальянцы выбрали очень удачный момент для себя, так как Оливье де Терм и Роберт Нантский не могли взывать к их чести или чем-либо угрожать, зато королева в страхе легко пойдет на уступки.

– Сеньоры, умоляю вас, не покидайте город, во имя Девы Марии и ее божественного дитя, сделайте это для одной несчастной королевы и ее беззащитного ребенка, которых вы видите перед собой. Без вас нам не выстоять, без вас все здесь погибнут!

– Ваше величество, но нам давно не платили жалованья, и мы голодаем! – ответили итальянцы.

Маргарита хлопнула в ладоши, и появилась служанка, через минуту она принесла ларец королевы дивной работы. Маргарита положила Жана Тристана в колыбель и открыла перед жадным взором капитанов свои сокровища – здесь были не только ее личные драгоценности, но и много золотых монет.

– Вот посмотрите, сеньоры! Отыне у вас не будет ни в чем недостатка! Вам за все будет заплачено. Я скуплю все мясо и хлеб, что найдется в Дамиетте, чтобы вы были сыты!

Генуэзцы, венецианцы и пизанцы погалдели для приличия, но вид золота успокоил их страх перед сарацинами и голодом, и они согласились остаться.

Король отложил в сторону бревиарий – богослужебную книгу с молитвами, которую ему вернули по повелению султана, и с недоумением воззрился на пришедших к нему эмиров.

– Я не могу вам передать ни замки тамплиеров и госпитальеров, ни замки сеньоров в других христианских землях в Сирии и Палестине. Они мне не принадлежат, – тихо, но твердо ответил Людовик, надеясь, что его оставят наедине с молитвенником, раз других предложений от султана нет.

– Ваше величество! – нахмурился эмир Кемаль эд Дин, поднимаясь со скамьи напротив короля. – Так не годится! Вы не в том положении, чтобы отказываться!

Эмир явно прибавил еще несколько веских ругательств, но драгоман их не переводил.

Король положил руку на бревиарий и ответил:

– По-вашему, за то, что султан распорядился меня вылечить, дал мне возможность жить в этом доме, без возможности выйти из него, прислал две одежды из черной тафты с золотыми пуговицами, кормит меня, разрешил быть при мне одному священнику, я сразу соглашусь на любые условия, какими бы невыполнимыми они ни были?

– Вы – король! Для короля нет ничего невыполнимого!

– Разве ваш султан может все?

– Конечно! Он властелин жизней и судьбы всех, кто находится в его владении.

– Да, султан ваш может убить меня или освободить. Но если бы я не был в его власти сейчас, он не мог бы меня казнить. Но может ли он приказать эмиру Дамаска отдать ему Дамаск?

– Вы плохой переговорщик, ваше величество! – проворчал Зейн эд Дин. – Если вы не уступите султану, не выполните его условия, вас сунут в барнакль, а это пытка лютая!

Эмиры ушли, оставив короля подумать. Священник, которого позвал король из числа пленников, был доминиканец Гийом из Шартра, он служил капелланом в Лувре, а когда Людовик отправился в поход, постоянно находился в его ближайшем окружении.

– Ваше величество, – сказал доминиканец, – я сейчас был у ваших братьев. Они в полном здравии, но так же заточены, как и вы. Они передают вам свое почтение и братский привет.

– Благодарю тебя, Гийом.

– Хотите ли что-нибудь поесть? Я пойду и попрошу.

– Мы ели всего несколько часов назад. Я привык поститься за последние несколько месяцев. Уже и не хочется часто есть.

– Вы сильно отощали,