Титус, наследник Сан-Маринский - Ольга Александровна Власова

Как оказалось, в этой части рынка для желающих поразвлечься был разбит целый лагерь аттракционов. Сначала вниманием Титуса завладели стрелки из арбалета, пытавшиеся попасть в несколько небольших зеленых яблок, подвешенных на веревке к деревянной балке. Потом он протиснулся к силомеру, у которого сгрудилась самая большая толпа зевак. Тут надо было хорошенько засадить молотом по железному штырю – подлетавшая вслед за тем вверх штуковина, похожая на перевернутую оловянную кружку, показывала силу удара. Так как Титус выглядел почти великаном, вскоре его вытолкнули к молоту, всячески поощряя показать свою удаль. Взявшись за нагретую солнцем ручку, Титус почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. То была хозяйка аттракциона – высокая тонкая девушка с длинными бело-лунными волосами, что отвесно спускались вниз из-под остроконечной войлочной шляпы. Когда ее серо-зеленые глаза встретились с глазами наследника, она улыбнулась – правда, как-то грустно, тоже по-лунному, и едва заметно поощрительно кивнула головой.

– Посвящаю этот удар вам, – провозгласил Титус, вспомнив только что увиденную пьеску, потом размахнулся и ударил с такой силой, что железная штуковина, долетев до самого верха, сорвалась со штыря и упала в толпу, которая исторгла из себя в ответ десятки возгласов – как восторженных, так и испуганных. Наследнику стало неловко, что он испортил машину, однако хозяйку аттракциона, похоже, это ничуть не смутило. Напротив, она радостно рассмеялась, захлопала в ладоши, а потом достала из корзины подвядший венок из полевых цветов.

– Победитель! Главный силач на ярмарке! – громко провозгласила девушка и повесила венок на шею Титусу. Ему даже показалось, что она хотела его поцеловать, но затем передумала.

Тем временем народ, осознав, что глазеть больше не на что, так как силомер вышел из строя, начал быстро разбредаться. Вскоре Титус остался один на один с девушкой в остроконечной шляпе. Она, правда, теперь совсем не обращала на него внимания, собирая – вновь с печальным лицом – вещи в свою корзину. Титус, постояв без толку с минуту, тоже развернулся, чтобы ретироваться, но воспоминание о несостоявшемся поцелуе остановило его.

– Вы… уже уходите? – глупо спросил он, снова поворачиваясь к девушке.

Она поняла, что вопрос о другом. Подняла на него взгляд, и печаль опять на время испарилась из серо-зеленых глаз.

– Благодаря тебе у меня теперь куча свободного времени.

Титус так и не понял, похвалили его или, напротив, упрекнули в поломке аттракциона. Пробормотал, снимая венок:

– Очень о том… жалею. Не хочется, чтобы вы… уходили…

Его вознаградили за это жалостливое признание именно тем ответом, на который он рассчитывал:

– Ну что ж, можем уйти вместе. Правда?

Не успел Титус выразить радость, благодарность, восторг и так далее, как незнакомка бесцеремонно водрузила ему на шею вместо венка тяжеленную корзину на веревке и быстро зашагала прочь с базарной площади, резво перепрыгивая босыми ногами через грязные лужи. Титус изо всех сил поспешил следом. Он уже не был уверен в том, что завтра утром отправится на Мальту или куда-то еще.

Оставив почти опустевший к этому часу рынок, они вернулись на главную улицу, пересекавшую город от одних ворот до других, и долго брели по ней, болтая о тысяче самых разных вещей. Титус узнал, что незнакомку зовут Лея, она работает в бродячем цирке, приехавшем в Сан-Марино на рыцарский турнир. В цирке есть акробаты – Лея одна из них, – шуты, дрессировщик, два медведя, осел, три собаки и енот, а передвигается все это хозяйство на целых пяти повозках. Сам Титус рассказывал о себе скудно и уклончиво, повторив скороговоркой уже проверенную на стражнике легенду. Зовут его Панавир (так, кажется, именовались ректальные свечи, которые регулярно принимал в прошлой жизни его дедушка). Он благородного происхождения, прибыл в город на турнир со свитой Большого Феодала, сеньора Замирканда. В общем, все было замечательно, пока Лея не поведала такую историю:

– В шесть лет я сильно заболела. Меня отвезли к одной колдунье, и пришлось там остаться на целый месяц. Так вот, иногда перед сном вместо сказки колдунья гадала мне. Очень хорошо помню, говорила несколько раз – встретишь благородного кавалера – высокого ростом, слагающего стихи и родившегося за тридевять земель. Он очень поможет тебе, а ты потом поможешь ему… Случаем, не пишешь стихи?

Наследник, смачно жевавший сорванное где-то по дороге яблоко, надрывно закашлялся. Похоже, он сильно переменился в лице, потому как Лея озабоченно спросила:

– Что с тобой? Корзина тяжелая?

Титус решительно замотал головой:

– Не ел сегодня еще ничего… Из-за этого наверное, голова закружилась… Стихи я писал только в ранней юности.

Девушка смотрела на него с такой жалостью, словно он признался, что сильно болен.

– Что же сразу не сказал, что голоден? Зайдем в «Кролика», это по дороге.

– Кролика?

– Харчевня так называется. А о чем стихи писал? Про любовь к прекрасной даме?

Титус уже пришел в себя.

– Да нет, скорбел по поводу того, что состарился, – улыбнулся он, вспоминая последний школьный год перед выпуском. – Но стихи были дурные. Вот, послушайте…

Усмехнувшись в качестве прелюдии, Титус, подвывая, продекламировал:

Все как прежде, но это лишь призрак,

Лишь виденье потерянных лет,

И последняя горькая тризна,

И забытый навеки обет.

…Нет, не обед, а обет! Ха-ха-ха! И это в шестнадцать лет у меня была горькая тризна!

Так, хохоча над цитатами из его ранних поэтических опытов, они добрались до «Кролика», двухэтажной глинобитной харчевни, на вывеске которой был грубо намалеван кролик, держащий одной лапой рыцарский шлем, а вторую положивший на поверженную лисицу. Внутри прояснилось, почему заведение удостоилось именно такого названия. Посередине полутемной душной залы на высокой деревянной подставке возвышался слюдяной аквариум, где, как в мавзолее, помещалось чучело огромного серо-коричневого кролика. Почти все дно аквариума, видимо «на счастье», было засыпано мелкими монетами, которые попадали туда через прорезь сверху. Сбоку красовалась грамота с восковой печатью, сообщавшая следующий факт:

«Сей кролик, привезенный на ярмарку крестьянином Лукой в осенний праздник урожая, признан чемпионом Сан-Марино среди своих сородичей. Мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем, что кролик был очень недурен на вкус и отлично подошел к кьянти, которым в тот день угощал нас любезный хозяин этого славного заведения».

Следом шли несколько фамилий участников памятной трапезы с перечислением их занятий.

– Так ты вырос в Замирканде? Расскажешь о нем?

Титус покосился на свою новую знакомую. Была она там или нет со своим цирком?

– Да… это… большой город. Больше, чем Сан-Марино. Мои родители были учителями. Учили детей в, э-э… школе.

Она рассмеялась. Покачала головой.

– В стихах у