«Дочь Ивана Грозного» - Ирина Семеновна Левит

официального оформления. Правильно? – Грознова почти ласково посмотрела на главного режиссера, который тут же спрятался в своем кресле, а затем на директора, который совершенно явственно помрачнел.

– Правильно, – подтвердил Дудник. – Но если вы считаете…

– Я не налоговая инспекция, – отмахнулась следователь. – Меня интересует другое. Если вы заплатили Лепешкину семьсот тысяч наличными, то как его деньги оказались в вашем сейфе?

– О-о-о… это просто, – облегченно вздохнул директор. – Кирилл Андреевич дал мне их на сохранение. Да-да. Сумма все-таки внушительная, он опасался оставлять в своей квартире. А у меня все надежно.

– И вы, вероятно, дали ему какую-то расписку?

– Все по другому… – Дудник встал и исчез за неприметной дверью, расположенной между двумя шкафами, которая вела в небольшую комнату отдыха и о которой в театре знали почти все, как знали и о том, что неугомонный директор там периодически днем спит. Вернулся через минуту, выложил на приставной столик упакованную в плотный полиэтилен пачку пятитысячных купюр и лист бумаги с набранным на компьютере текстом. – Вот это допсоглашение к договору, – сказал он, пододвинув лист к следователю.

Грознова внимательно прочитала, озадаченно посмотрела на Дудника:

– Но здесь обозначено, что театру предоставляются эксклюзивные права на год… И все.

– Да, все, – подтвердил директор. – Деньги Кириллу Андреевичу мы выплатили неофициально, поэтому в допсоглашении нет на них никакого намека. Однако если вы обратите внимание, этот документ Лепешкиным не подписан. Так вот это наша взаимная гарантия: я отдаю Кириллу Андреевичу деньги, он ставит на документе свою подпись. Так что нам никакие расписки не были нужны.

– Ну а сами деньги-то вы откуда взяли? Ну явно не из бюджета театра выкроили, вы же не частники, у вас финансовая отчетность, министерство культуры проверяет… – На лице следователя явно читалась уверенность, что опытный директор наверняка где-то чего-то «выкружил», и это «кружение» весьма мутное. – Только не рассказывайте мне про коммерческую тайну, – предупредила она.

– Госпожа следователь, видимо, считает, что это какие-нибудь совершенно грязные деньги! – весьма выразительно фыркнул Волынцев.

– Я, господин главный режиссер, пока ничего не считаю, я просто интересуюсь, – покойно ответила госпожа следователь.

– Перестань, Антон, какие уж теперь тайны! – досадливо отмахнулся Дудник. – Эти деньги, Вера Ивановна, дал нам спонсор. Поскольку, сами понимаете, по настоянию Кирилла Андреевича это была совершенно неофициальная оплата, то и человек нас спонсировал тоже совершенно неофициально.

– И кто этот благодетель?

– Гонтарев… Виктор Иннокентьевич… бизнесмен.

– Гонтарев? – переспросила Грознова.

– Ну да… у него строительный бизнес…

– А какая связь между строителем и театром?

– А вы полагаете, между этим не может быть никакой связи? – подал голос Волынцев. – Среди наших зрителей – самые разные люди. И совершенно простые и очень даже не простые! Хороший театр, он, знаете ли, популярен у всех!

Прозвучало это с явным вызовом и даже в некотором смысле с обидой, на что Дудник отреагировал укоризненно:

– Ну зачем ты так, Антон! Вера Ивановна ничего такого-эдакого не имеет в виду.

– Не имею, – подтвердила Грознова. – Мне просто интересно: почему обратились именно к Гонтареву? Вы с ним близко знакомы? Дело-то, прямо скажем, деликатное…

– Я не знаком вообще! – решительно тряхнул серебряной гривой главный режиссер.

– А я в общем-то тоже не был… – пожал плечами директор.

– Тогда как? – удивилась следователь.

– Ну-у… тут все очень удачно совпало. – Дудник даже улыбнулся, вспомнив столь удачное совпадение. – Когда в июне мы подписали договор с Кириллом Андреевичем, тут же выпустили пресс-релиз, что именно нашему театру Лепешкин предоставил право первого показа. Это разошлось по ряду СМИ, по интернету… В общем, получило известность. А когда Кирилл Андреевич выразил желание поприсутствовать на самой подготовке спектакля, мы опять выпустили пресс-релиз. И вот тогда позвонил Виктор Иннокентьевич. Лично мне. Сказал, что его жена и дочь очень любят наш театр, что он считает постановку пьесы известного драматурга весьма перспективной для нашего театра и вообще нашего города, что он понимает наши финансовые ограничения, что сам он периодически оказывает спонсорскую помощь различным проектам, а потому, в случае необходимости, мы можем рассчитывать на его поддержку. Я, естественно, поблагодарил, потому как мы всегда рады спонсорам, и это, кстати, всячески приветствует наше министерство культуры. То есть я не нарушаю никаких правил. А через пару-тройку дней прилетел Кирилл Андреевич, и очень скоро у нас состоялся с ним разговор об эксклюзивном праве на год…

– Это предложили вы или он? – уточнила следователь.

– Не могу вам точно сказать… – Директор задумался. – Как-то само собой получилось… в беседе.

– И вы обратились к Гонтареву?

– Да. Я ему позвонил, честно обрисовал ситуацию, то есть что мы не можем заплатить автору официально, но автор вправе распоряжаться своей пьесой по собственному усмотрению, поэтому такая преференция нашему театру не вызовет вопросов, и Виктор Иннокентьевич тут же согласился помочь. А на следующий день его сотрудник привез деньги, не взяв, разумеется, с нас никаких документов.

Следователь помолчала, затем спросила:

– Почему вы мне не рассказали все это с самого начала?

Директор вздохнул, но тут из своего кресла буквально выпорхнул взбудораженной птицей главный режиссер, замахал, словно крыльями, руками и воскликнул голосом, сильно смахивающим на орлиный клекот:

– Почему?! Да потому, что это не совсем законно, хотя довольно распространенно! Это во-первых! А во-вторых, Лепешкина убили, в сейфе лежат его семьсот тысяч рублей, и вы могли обвинить Михал Семеныча и весь наш театр черт-те в чем! Разве нет?!

– А почему решились рассказать сейчас? – проигнорировала вопрос Грознова.

Волынцев мгновенно сложил «крылья» и исчез в своем «гнезде». А Дудник кивнул в угол, где сидели, словно притаившись, Ружецкая и Панюшкина.

– Вот они уговорили. Случайно услышали отрывок нашего с Антоном Федоровичем разговора о деньгах, явились ко мне и заявили, что вы все равно все разузнаете, и тогда можете все истолковать не так, как есть.

– Совершенно верно! – тоном шекспировской королевы заявила Марта Мстиславовна. – Вы, Вера Ивановна, могли все истолковать превратно. А у Михал Семеныча кристальная репутация!

– Да-да! – немедленно присоединилась Фаина Григорьевна. – Михал Семеныч себе бы рубля в карман не положил!

– Я, пожалуй, позвоню Виктору Иннокентьевичу, объясню ситуацию… – сказал Дудник. – Но попрошу какую-то сумму нам пожертвовать… Все-таки Кирилла Андреевича надо достойно проводить… и памятник поставить… кроме театра ведь некому позаботиться. Надеюсь, он войдет в наше положение…

– Думаю, войдет, – заверила следователь и добавила: – Меня эти деньги не интересуют вообще. Но со своей стороны я вас попрошу не сообщать Виктору Иннокентьевичу о разговоре со мной. Вряд ли его обрадует интерес следственных органов, а это может привести к нежелательным для вас последствиям.

Глава 25

Тимур Морковин объявился только утром. Хотя