Наследник богов - Нира Страусс

«Ты можешь заняться чем угодно…» Найла не собиралась поддаваться тоске, которой вдруг повеяло от этих чудесных слов, хотя в груди все равно защемило. Но раз уж ей представилась редчайшая возможность насладиться обществом Геба, она никому не позволит ее испортить. Даже самой себе.

– Я зайду в номер кое-что взять и проведаю Умай и Мере. – Найла кивнула на дверь. – А потом… Ну… Хапи не станет возражать?

– Хапи я беру на себя. – Геб улыбнулся. – И буду ждать.

– Хорошо…

Она поспешно отвернулась, пряча от Геба смущенный румянец, заливающий ее щеки. Уму непостижимо, что от одной мысли о совместной ночевке с ним она становится сама не своя, а сердце как будто вот-вот взорвется. Она должна чувствовать себя последней эгоисткой и разгильдяйкой, если позволяет себе такие загулы в разгар всего происходящего…

Ключевое слово – «должна».

Она осторожно вошла в номер, стараясь ступать как можно тише, чтобы никого не разбудить. Взгляд тут же метнулся к кровати Мере. Она оказалась пустой, и у Найлы дрогнуло что-то внутри. Покрывало горкой громоздилось в изножье, Найла уже хотела приподнять его и посмотреть, не свернулась ли там девочка клубком, но тут справа что-то шевельнулось.

Найла зажала себе рот обеими ладонями, чтобы не закричать, а потом оперлась рукой на матрас:

– Умай, нельзя же так людей пугать…

Старушка сидела на стуле почти вплотную к кровати – чтобы нести свою вахту поближе к Мере, видимо, – как всегда застыв и не издавая ни звука. Ни дать ни взять манекен в витрине магазина.

– А где Мере?

Умай кивком указала на ванную, и только теперь Найла заметила тонкую полоску света под дверью. Что ж, Гебу придется немного потерпеть. Самый эпичный поцелуй отступает на задний план, когда рядом мучается ребенок.

Постучав, Найла приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Как она и предполагала, зрелище ей представилось удручающее и даже невыносимое, настолько крохотной и потерянной выглядела Мере, которая сжималась в комок посреди душевого отсека, перемежая вздохи всхлипами.

Она ничего не замечала вокруг – и Найле это было только на руку, давало лишние несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. В обычной жизни, без участия богов и мифических существ, разговор с одиннадцатилетней девочкой не вызывал бы таких затруднений. И такого страха.

Решительно сжав на секунду губы, Найла проговорила негромко:

– Привет, малыш… Я тут с тобой посижу рядышком.

Губы Мере приоткрылись, но лишь для того, чтобы впустить глоток воздуха. Ну ничего, хоть как-то откликается, уже полдела. Найла плюхнулась рядом и поежилась, коснувшись спиной холодного кафеля. Обхватив колени руками по примеру девочки, она собралась с духом и спросила:

– Не хочешь поговорить?

Щуплое тельце качнулось вбок – непонятно, по инерции или отшатываясь от Найлы с ее вопросами.

– Не особо.

– Совсем? Даже о мужском начале бога Мина?

Найла надеялась хотя бы этим расшевелить Мере или вызвать слабое подобие улыбки. Не получилось.

– Ты так кричала тогда… У меня волосы дыбом встали. Я понимала, что тебе очень-очень плохо и больно.

– В видениях… Они иногда… – Пальцы Мере без остановки комкали край малиново-розовой юбочки, собирая в мелкие складки и распуская. – Иногда я просто смотрю. А иногда все это проживаю сама.

– Даже если видение не про тебя?

– Они всегда не про меня! – отрезала Мере.

– Вот оно что. Я не знала.

– Никто ничего не знает о моем даре. – В сердцах бросив на колени измятый подол, девочка остервенело потерла кулачками глаза. – Всем кажется, что знают. И что меня знают. А это не так.

– Конечно нет. Поймет только тот, кто сам это пережил. Остальные могут лишь представить.

Мере повернула голову и наконец встретилась с Найлой взглядом. Впервые за все время при виде этих льдистых омутов у Найлы не захолонуло сердце. Оно налилось свинцовой тяжестью.

– Я нагрубила, да? – спросила Мере своим прежним голосом маленькой одиннадцатилетней девочки, мягким и неуверенным. – Прости. Трудно все это с себя сбрасывать после видений. Это как будто… Как будто часть того, кого я там вижу, остается во мне.

– Тебе не за что извиняться. – Найла осторожно погладила Мере по спине и по темным кудрям. – Просто имей в виду: если захочешь поговорить – необязательно про свой дар, – я рядом. Даже когда все закончится. Созвонимся в скайпе в любое время.

Мере закусила нижнюю губу:

– Ну…

– Да?

– Кое-что я вообще-то, наверное…

Найла с забившимся сердцем приготовилась слушать, но тут ванную сотрясла ударная волна и на них градом посыпались какие-то ошметки. Машинально забарахтавшись в нелепой попытке загородиться, она не сразу поняла, что ошметки – деревянные.

Это дверь, разлетевшаяся в щепу.

В проеме обозначился силуэт, плохо различимый из освещенной ванной в полумраке номера, и Найла содрогнулась от дурного предчувствия. В носу уже щипало от знакомого смрада… Земля, гниль и тлен. Она резко развернулась к Мере, которая словно окаменела в своей безнадежной позе, и рывком поставила ее на ноги, лихорадочно перебирая альтернативные пути отступления. Бесполезно. Единственное окно почти под самым потолком, и даже такая мелкота, как Мере, туда не протиснется.

Силуэт тем временем уже вторгся в ванную – надзеркальные лампы высветили оплывающее вязкое лицо, в котором зияли две пустые глазницы и раззявленный рот, откуда вырывался лишь жуткий утробный вой.

Ни малейшего сходства с изящными ушебти, которые Найла изучала и классифицировала с малых лет. И вновь она невольно поразилась про себя: какое же черное колдовство вдохнуло в них настолько отвратительную жизнь?

В воздухе мелькнула петля из тонкого шнура, скользнула через голову ушебти и затянулась удавкой на шее. Чудовище схватилось руками за шнур, пытаясь освободиться, но тщетно: шнур уже врезался в податливую глинистую плоть. Еще через две секунды голова ушебти покатилась по полу, оставляя грязный след, а тело закачалось, потеряв ориентацию.

Сильный удар отбросил его к унитазу, на который оно и шмякнулось, чавкнув, словно шлепнувшееся на пол пюре.

В ванную твердым шагом вошла Умай, сжимая в руках длинный плетеный ремешок своего ридикюльчика. Лицо и волосы у нее были перепачканы темной грязью.

– На выход.

Найла и Мере не раздумывая кинулись прочь от хлюпающей глиняной глыбы, которая уже ворочалась в поисках головы.

– С ума сойти, из чего же эта сумка сделана? – пропыхтела Найла на бегу.

Они мчались к двери в номер. С минуты на минуту Геб обеспокоится долгим отсутствием и пойдет выяснять, что случилось, хотя, возможно, и этих минут у них больше нет. Неизвестно, откуда взялся этот ушебти, но он наверняка пожаловал не один, а кроме того, в прошлый раз к глиняным чудовищам прилагались львиноголовые лучники, сыплющие тучами красных стрел. Посланцы Сехмет.

Получается, богиня как-то выведала, что хеху Баби уже у них, и явилась за ней.

Найла уже тянулась к дверной ручке, но зацепилась за что-то ногой и рухнула на пол, едва успев подставить руки. От удара дыхание перехватило, и лишь через несколько секунд она, отчаянно моргая, попыталась встать. Однако нога никак не выдергивалась из ловушки, в которую угодила. Найла перевернулась на спину, собираясь выяснить, что ее держит, но зажмурилась в испуге от резкого движения над ухом.

Металлическое лезвие со свистом рассекло воздух, едва не задев ее щеку и оставляя за собой характерный шлейф гнили.

– Найла! – взвизгнула Мере.

Она открыла глаза – за эти мгновения обстановка успела измениться. Мере пряталась за изголовьем кровати, а прямо у ног Найлы разворачивался бой, от которого у нее оборвалось сердце и перехватило дыхание. Возникший откуда-то новый ушебти замахивался медной мотыгой – точь-в-точь как та, что Найла собственноручно подобрала с земли на острове Мина. Умай, встав между ним и Найлой, стискивала вязкую руку, заносящую орудие, всеми своими тайными силами мешая чудовищу обрушить медное лезвие на девушку.

Найла дернулась, пытаясь отползти, однако нога застряла намертво. Только теперь она наконец разглядела, что ее держит: сомкнувшееся на щиколотке темное глиняное кольцо. Да что ж такое у нее с щиколотками, почему они вечно во что-то влипают?

Вцепившись в темный ободок ногтями, она попыталась его содрать – не вышло. Глина перетекала и распластывалась – отлепишь в одном месте, она тут же восстановится и застынет в другом.

К ней по-пластунски