Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья. Том 2 - Ринга Ли

– Не нужно было вчера встречаться с тем даосом из храма. Наслушался всякого, он тот еще болтун… – усмехнулся Лю Синь. – Такие события всегда обрастают слухами. Как ты наверняка заметил, лестница вполне чистая.

Тан Цзэмин пожал плечами, наклоняясь из стороны в сторону, чтобы размяться. Подхватив длинный шест, стоящий у стены, он принялся медленно вращать его над головой и спустя некоторое время спросил:

– Так что мы здесь ищем?

Поднявшись по деревянным ступеням, Лю Синь нахмурился, обходя крыльцо:

– Он вырезал монахов неспроста. Его действия хоть и жестоки, но у них определенно есть цель. В те дни стражники спешно зачистили это место. Тогда им было не до тщательных расследований из-за хаоса в Яотине, а теперь и подавно. Возможно, если мы осмотримся здесь, то сможем найти какие-то зацепки.

Увидев, чем занят Тан Цзэмин, Лю Синь укоризненно позвал:

– А’Мин.

Тан Цзэмин завел шест за спину и склонил голову к плечу.

– Идем.

Храм был небольшим – всего в два этажа высотой. Комнаты вокруг внутреннего двора были ученическими классами и залами для молений, в которых стояли алтари со статуями Будды и курильницами для благовоний. Лю Синь тут же заметил нечто странное: после массового убийства здесь явно никто не прибирался, о чем свидетельствовали перевернутые столы и разбросанные по полу тушечницы и кисти. Но не было ни одного листа – лишь книги с буддийскими учениями и свитки с сутрами. Подняв с пола одну книгу, Лю Синь пролистал ее. Не найдя в ней ничего необычного, он положил ее на полку и прошел во внутренние комнаты. Не услышав шагов за спиной, он оглянулся. Тан Цзэмин стоял посреди ученической комнаты и казался задумчивым и будто бы опечаленным.

Лю Синь спросил:

– Что ты делаешь? Идем.

Тан Цзэмин тут же очнулся и поспешил следом.

Внутренние помещения были спальнями учеников, где жили по трое. Заглядывая в комнаты и находя в них лишь скудное убранство, Лю Синь все больше мрачнел. Что именно они здесь искали? Это был ничем не примечательный храм.

Задумчиво глядя на маленький водопад, вид на который открывался с заднего двора, Лю Синь услышал, как по крыше забарабанил дождь. Тан Цзэмин тут же увел его вглубь помещений, заявив, что им нужно перекусить.

На кухне обнаружились мешок риса и несколько приправ. Они не собирались задержаться здесь даже до вечера, оттого и взяли с собой еды только на два перекуса – рисовые лепешки да горлянку с водой, но после долгого подъема в гору проголодались сильнее, чем ожидали.

В обеденной зале как попало лежали длинные низкие столы, во главе которых, судя по всему, раньше сидели старшие монахи. Подняв все три стола и расставив их, как полагается, путники сели на бамбуковые циновки.

Отпив рисовую жидкую кашу и откусив от лепешки, Тан Цзэмин посмотрел на каменную статую Будды.

– Это правда, что главная цель буддистов – разорвать круг перерождений?

Лю Синь, проследив за его взглядом, ответил:

– Их путь выстроен из ряда правил и законов, одним из которых является закон кармы. Он предполагает, что все действия, совершенные в прошлом и настоящем, плохие или хорошие, будут иметь неизбежные последствия в будущем. Если человек совершит злодеяния в этой жизни, то, придя в Диюй, получит воздаяние за все грехи. Чтобы избежать страданий в новой жизни, нужно совершать хорошие дела и иметь благие мысли. Но не все могут себе это позволить. Учение буддистов таково, что в конечном счете они желают попасть в место, свободное от всего: от кармы, желаний и мыслей.

– То есть… они не хотят снова возродиться?

Лю Синь кивнул:

– Если вел благочестивую жизнь, на суде после смерти можно отказаться от перерождения. Возможно, все это лишь выдумки, никто точно не знает, но каждый выбирает то, во что ему верить. Например, где-то на дальнем Юге поклоняются священному крабу и совершают ему подношения, всем сердцем веря, что он творец мира.

Тан Цзэмин прыснул в чайную чашу. Лю Синь тоже улыбнулся. Отсмеявшись, Тан Цзэмин сказал:

– Сяо Вэнь тут же начал бы в красках расписывать все…

И осекся, пожалев о своих словах: улыбка на лице Лю Синя застыла, а затем и вовсе исчезла.

– Прости, я…

– Все в порядке, – приподнял уголки губ Лю Синь и постучал ногтем по миске с кашей. – Рис слишком пресный, я принесу еще специй. – С этими словами он встал и направился на кухню, на что Тан Цзэмин лишь медленно кивнул, а после того, как юноша скрылся за дверью, стукнул себя по голове.

На кухне Лю Синь принялся открывать шкафчики и осматривать полки в поисках острых приправ – где-то ведь они должны быть? Кухня была единственным уцелевшим местом в храме – даже солонка на краю полки устояла при погроме. Лю Синь открывал и закрывал мешки, принюхиваясь.

Последние слова Тан Цзэмина ударили по больному. Он не винил мальчика, но в груди с новой силой заныло, отдаваясь тупой болью во всем теле. Лю Синь все еще помнил сурово поджатые губы Сяо Вэня и его жесткий взгляд. Он видел его таким лишь раз, на суде, и не думал, что когда-нибудь этот взгляд будет обращен на него. Одолеваемый гнетущими мыслями, Лю Синь шарил по полкам, ощупывая их и приподнявшись на цыпочки.

– Да где этот проклятый перец?..

– Слева на полке, в углу, – раздался за его спиной робкий тихий голос.

– Спасибо, – сказал Лю Синь, найдя искомое. Он уже тянул руку обратно, когда до него дошло, что голос, выдернувший его из мыслей, был незнакомым.

Мигом развернувшись, он впился острым взглядом в человека, стоящего в проходе. Низенький полноватый мужчина с коротким ежиком волос уставился на него круглыми глазами, в которых плескался испуг. Он был в грязно-оранжевой кашае, которую нервно комкал в руках. Увидев пристальный взгляд Лю Синя, мужчина вздрогнул и ринулся прочь, словно испуганный заяц. Юноша бросился следом.

Тан Цзэмин, уныло ковыряющий в миске риса палочками и мысленно костерящий себя, вдруг уловил перед собой промелькнувшую оранжевую вспышку, а затем серую. Лю Синь на ходу подхватил свой меч и перепрыгнул через стол, стремясь догнать мужчину. Тан Цзэмин отбросил палочки и кинулся за ними. Петляя коридорами и еле поспевая за серыми одеяниями, он резко остановился у самого крыльца, едва не вылетев под дождь. Несколько капель окропили его сапоги, когда он, барахтаясь, в страхе отполз под навес.

– Ифу, постой! – закричал он, но Лю Синь уже