Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

Бертран вынул меч и выволок из мечети первого же человека, кто сидел прямо у двери, – это оказался молодой мужчина; по простой одежде и жестам, которыми несчастный пытался доказать, что он не воин, Бертран понял – перед ним башмачник. Сарацин пытался убежать, но Атталь ударил его по спине и опрокинул на землю. Он поднес к его лицу сначала культю правой руки, как бы показывая, за что он его сейчас будет убивать, а потом левой занес над несчастным меч.

Все это время, пока он шел к мечети, вытаскивал и обездвиживал свою жертву, Бертран не чувствовал ничего, даже ненависти. Он был спокоен и внутренне абсолютно пуст. Лишь мысль о том, что он задумал отомстить, влекла его вперед. И теперь, замахнувшись на башмачника, Атталь вдруг ясно ощутил всю бессмысленность своих действий, бессмысленность вообще всей этой войны, всех походов во имя веры. Убийство не могло ничего решить – как жили на этих землях люди, верящие в Аллаха, так они и будут здесь жить и верить в Аллаха, а не в Христа. И рука у Бертрана и ухо не отрастут, когда он перережет горло башмачнику. Он останется точно таким же калекой, как и был. Ни счастья не принесет убийство, ни удовлетворения местью. Этот человек ни в чем не виноват. Он просто живет на своей земле и занимается тем, чем может и хочет. А что делает Бертран? Разве это его жизнь? Но другой у него нет. Ее отнял Тибо де Фрей, забрав с собой в поход. Пора вернуть свою жизнь и самого себя. Так подумал Бертран д'Атталь, поднялся, поднял молодого башмачника, вернул его в мечеть и отправился спать, спокойный и умиротворенный, как никогда за последние четыре года.

На адской жаре, когда солнце, казалось, прожигало насквозь и одежду, и кожу, и плоть, и кости, смрад от разлагающихся трупов был невыносим. Не спасали ни повязки на лицо, ни закрытие рта ладонью, ни запах собственного льющегося пота. Но король, помолившись, перекрестившись, опустился перед телом человека, обезображенного червями и дикими животными, и поднял его. Тело развалилось на куски. Король взял ногу и положил ее в мешок, потом вторую ногу и оглянулся на свою свиту – никто не решился подбирать останки вместе с королем. Жоффруа де Сержин под благовидным предлогом отправился в крепость; Жан де Жуанвиль, находясь чуть ли не в полуобморочном состоянии от таких запахов и отвратительного вида давно гниющих трупов, уткнулся в седло лошади. Команда нанятых рабочих, которым король хорошо платил, без лишних разговоров выполняла ту работу, что Людовик почел за честь делать вместе с могильщиками.

После разграбления Сидона и убийства двух тысяч жителей города тела лежали непогребенными много месяцев. Командир гарнизона в Сидоне Симон де Монбельяр с небольшой группой арбалетчиков при нем этим не занимался.

По прибытии в Сидон, увидев прямо перед собой сотни тел несчастных мирных жителей, король прослезился и сразу велел копать рвы. Когда его потрепанное войско вернулось из Баниаса, Людовик не стал слушать доклад коннетабля Жиля де Брюна, посчитав, что это можно и отложить до вечера. Тела павших король и рабочие складывали в мешки или относили прямо так, как есть, во рвы, землю в них легат Эд де Шатору предварительно освятил. Под стенами города отныне предстояло лечь всем его жителям. Погибших при атаке на Баниас и взятых с собой сеньоры решили похоронить тут же, ведь рвы для тел уже выкопаны.

Гуго д'Эко снял с коня тело убитого племянника Жана де Буси, у которого из шеи продолжала торчать арбалетная стрела, вонзившаяся в шейные позвонки. Когда д'Эко пытался ее вытащить, он оставил это дело, боясь обезобразить молодого шевалье, ведь стрела сидела очень крепко. Бертран, который помогал д'Эко спустить племянника с холма и привести в Сидон, и теперь не оставил его и пошел ко рвам. Бертран с брезгливостью смотрел, как король Франции тащит фрагменты трупов, не понимая, зачем он это делает и может ли такой труд быть чем-то важным в глазах Господа.

Гуго д'Эко передал тело племянника могильщикам, укладывающим трупы в ров.

– Ах, Боже мой! Как же несправедлива судьба! Жан ведь как молод был! Как вот вы, Атталь! Хотя вы весь седой, мой Жан моложе, конечно. Что я теперь его матери, моей сестре, скажу? И единственный сын, и невестка погибли…

– Старики начинают войны, а молодые в них гибнут, – заметил Атталь, наблюдая, как тело Жана де Буси положили рядом с разложившимися трупами, в которых нельзя было угадать, мужчина это или женщина. Тучи мух, кружившиеся над рвами, облепляли как мертвецов, так и могильщиков.

Гуго д'Эко не мог больше выносить все это и, в последний раз бросив взгляд на племянника, быстро пошел назад.

Бертран д'Атталь стоял и не двигался, глядя на омерзительную работу могильщиков. Мухи стали ползать и по нему, но Атталь, казалось, этого не замечал. Перед своими глазами он видел не безымянные трупы жителей Сидона, а Тибо де Фрея, капеллана Филиппа, Генриха де Сова, Жана де Анжольра и еще многих, с кем ему приходилось общаться за время похода, видел он и тех египетских крестьян, что нещадно убивал в нильской деревне, и торговцев из Газы, перерезанных ради мщения за Сесиль.

– Разве этого хотел Бог? – воскликнул он, озвучивая назойливую мысль.

Король, принесший труп ребенка и осторожно положивший его на край рва, чтобы могильщики смогли его аккуратно положить, услышав Бертрана, повернулся к нему:

– Бог здесь ни при чем, шевалье. Бог есть любовь! А вот проклятые сарацины убили этих невинных людей.

– А мы, ваше величество? Разве мы не так поступали и поступаем, как сарацины?

– Как можешь ты сравнивать, шевалье! – строго возразил король. – Мы – христиане, возлюбленные дети Господа! С нами правда и Бог, а с сарацинами – ложь и дьявол! Мы обязательно победим!

 Строители, собранные со всех христианских земель на Востоке, работали в Сидоне споро, и крепостные стены росли тяжелыми, мощными. Людовик не жалел денег, понимая, как важно не допустить новой резни мирных жителей. Для укрепления южной части стены на холме он приказал выстроить новый замок, сразу окрещенный замком Короля Людовика. Морской замок, где укрылся гарнизон Симона де Монбельяра и в котором поселился король в преддверии приезда из Яффы королевы Маргариты с новорожденной дочкой