Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья. Том 2 - Ринга Ли

был этот человек. Его вид объединил в себе и мягкость, и некую беззащитность, а выражение лица и поведение говорили, что он был человеком кротким и способным проявлять доброту и доверчивость к первому встречному. В целом этот толстячок скорее напоминал добродушного булочника, но никак не монаха. Надень на него чистую кашаю и дай в руки молитвенный барабан вместе с четками – он все равно не стал бы похож на служителя храма.

После того как Лу немного пришел в себя, его живые глаза забегали по двум незнакомцам, словно те были спасительным лучом в долгой и скорбной ночи. Поначалу он прятался, так как не был уверен, что эти люди не злодеи, которые пришли закончить начатое. Но, убедившись в обратном, хоть они и были странными, Лу облегченно выдохнул. А после, когда привык к их соседству, даже стал болеть то за одного, то за второго, искренне переживая при каждой их перепалке. И когда стал замечать, что Лю Синь то и дело читает свитки и книги, доступные лишь настоятелям, то и вовсе обрадовался, решив, что тот тоже являлся монахом.

Настоятель как-то сказал Лу, что высшая цель их существования – служить господину. Вспомнив об этом, он вдруг испытал озарение, глядя на задумавшегося Лю Синя. Лу не помнил ни откуда он родом, ни кем были его родители. Его продавали и покупали за три медяка как осла для черной работы, пока он не сбежал от одного вечно пьяного пекаря. А после, когда настоятель этого храма нашел его, Лу по своей воле стал прислушиваться к учениям, беспрекословно следуя наставлениям и найдя наконец свое место среди добрых людей.

– Так что там со стражниками? – прервал его мысли Тан Цзэмин.

Утеревшись рукавом, Лу ответил:

– Когда они пришли сюда, то вели расследование чуть менее двух часов, а после, когда пришла какая-то стражница, они просто забрали тела с собой и ушли. Больше я ничего не видел.

– Как выглядела та женщина? – спросил Тан Цзэмин.

После недолгого раздумья Лу ответил:

– Такая… высокая, тощая, и лицо у нее, будто ей сковородой двинули, а глаза как у дохлой рыбы.

Тан Цзэмин поджал губы, сдержав смешок. Лу, уловив его улыбку, тоже прыснул. Он так давно не говорил с другими людьми, что сейчас впервые за долгие месяцы чувствовал себя человеком и едва не плакал от радости. В следующее мгновение они оба выпрямились под серьезным взглядом Лю Синя и стерли улыбки с лиц.

Юноша думал о том, что судья гильдии прибыла слишком уж быстро, а значит, его подозрения о том, что она была причастна к событиям в Яотине, были небеспочвенны. Судья намеревалась как можно скорее закрыть расследование, словно не позволяя кому-либо найти здесь нечто важное. А поскольку стояла она явно не на стороне яотинского правителя, это может пригодиться Дун Чжунши, который, судя по всему, уже и думать забыл об этом деле.

Сосредоточившись на главном, Лю Синь вновь повернулся к Лу. Достав из-за пазухи листок, он протянул его:

– Лу, ты знаешь, что это за символ?

Тот смотрел на него несколько мгновений, после чего растерянно кивнул:

– Кажется, точно такой же рисунок был выгравирован на медальоне настоятеля. Он носил его на груди не снимая.

Тан Цзэмин поднялся, отряхивая колени и подавая руку Лю Синю, а потом спросил:

– Лу-гэ, ты видел этот символ где-нибудь еще?

Глаза монаха округлились еще больше, когда он обернулся к нему. Даже когда он прибился к этому храму после нескольких недель блужданий по горам, его никто не называл в этом месте «братом». Шмыгнув носом, Лу тут же подскочил и уставился на Тан Цзэмина, кивая, словно болванчик.

– Я знаю! Я знаю, где он! – С этими словами он понесся внутрь главного молебного зала, поддерживая свою кашаю и едва не подпрыгивая от волнения. – Я видел, что вы отремонтировали статуи и привели храм в порядок! У самого меня не было сил… так что… – обернулся он, зовя их за собой. Лю Синь и Тан Цзэмин непонимающе переглянулись и тут же двинулись за внезапно переполошившимся толстячком.

Лу крутился вокруг той самой статуи Будды, которую еще недавно ремонтировал Лю Синь… точнее, Тан Цзэмин. Он то и дело оглядывался по сторонам, что-то бормоча себе под нос, пока двое наблюдали за ним, вскинув брови.

– Так жалко… так жалко…

– Лу-гэ, что ты ищешь? – спросил Тан Цзэмин, почесывая бровь.

Глаза монаха засверкали, когда он нашел взглядом тяжелый молот, прислоненный к стене у входа. Подхватив его с натужным хрипом, он крикнул, закружившись от тяги:

– Поберегись!

И шарахнул по статуе. Будда в ответ пошел трещинами, однако остался сидеть на постаменте непоколебимым. Лю Синь неловко поджал губы и склонил голову к плечу, глядя на Лу. Тан Цзэмин прикрыл ладонью лицо.

Монах трудно, со свистом дышал. Казалось, силы покинули его после одного удара молотом. Он никогда раньше не занимался тяжелой физической работой. Все, что ему доверяли в храме, – помогать повару на кухне, но не позволяли проявить все свое мастерство. Монахи здесь питались очень скромно, поэтому самое большее, что мог толстяк Лу, – это со скучающим лицом дни напролет помешивать клейкий рис в чане да нарезать ростки бамбука, мучаясь от желания испечь горы пирожков и бобовых пирожных. Хотя бы их, что уж говорить об остальном…

– Статуя… – уперся Лу руками в бока, прогибаясь в пояснице, чтобы размять спину. – Ее нужно разбить. Когда стражники пришли сюда с той женщиной, они вынюхивали что-то несколько часов, не обращая внимания на… на тела. Я нашел медальон старшего настоятеля неподалеку, и мне ничего другого не оставалось, как спрятать его в статуе. – Замешкавшись, он сложил руки в молитвенном жесте и неловко поклонился Будде, которого только что ударил. – Настоятель никогда не расставался с ним и высоко ценил этот медальон. Я не мог позволить ему затеряться, но и прибрать к рукам не посмел бы.

Посмотрев на Тан Цзэмина, Лю Синь взглядом дал понять, что от него требуется. Мальчик тут же подхватил молот и небрежно провернул его в руках. Глаза монаха округлились, точно совиные. Открыв рот и походя на толстого цыпленка, он уставился на Тан Цзэмина, тыча в него пальцем и едва не подскакивая на месте, а сам мальчик довольно усмехнулся, подбрасывая молот и перехватывая его крепче.

– Отойдем-ка, – сказал Лю Синь, утягивая Лу за собой. Едва они отошли на пару шагов, Тан Цзэмин помахал им, прося отодвинуться чуть дальше. И только когда Лю Синь и Лу вышли за порог