Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

Но то ли сарацинские полководцы со странными именами, то ли сами султанские воины оказались более сметливыми, чем о них думали христиане, но с каждым днем дамба, росшая с берега, занятого крестоносцами, никак не уменьшала канал. Ведь сарацины пошли на хитрость. Берег, противоположный дамбе, они подкапывали, рыли в нем углубления, в которые тотчас же устремлялся водяной поток, сводя на нет многодневные усилия христиан по увеличению дамбы хотя бы на два-три метра.

Бертран д'Атталь был рад, что началась настоящая война. Он понял – это его дело. Мысли о прошлом почти не посещали его, шевалье жил каждым новым днем на святой войне, впитывая его всей душой, мыслями, действиями. Он с охотой наблюдал, как катапульты под общим управлением рыцаря Жоселина де Карно, назначенного королем, метают камни в сарацин. Чтобы не попасть под ответный удар с противоположного берега, после выстрела команда машинной обслуги оттаскивала катапульту назад, куда, как предполагалось, враг не сможет достать. Иной раз и сам Бертран, зачарованный действием этих деревянных гигантов с ковшами, не брезговал черной работой вместе с обслугой. Один раз меткий выстрел сразу из четырех французских катапульт, направленный в одну точку, смог полностью разрушить вражеский камнеметатель. Атталь с удовольствием наблюдал, как камни разбили его в щепки и насмерть задавили команду сарацин, пытающихся до последнего момента оттащить его назад.

Он вообще подумывал о том, не овладеть ли наукой управления катапультой – как рассчитывать расстояние выстрела, когда командовать стрелять. Жоселин де Карно уже готов был его принять в свою команду, но тут Атталя отвлек его давний знакомый Жан де Жуанвиль. За все лето, живя в одном военном лагере, они виделись лишь несколько раз – Жуанвиль, родовитый и имевший собственный отряд, вел довольно отстраненный от обычных попоек и азартных игр образ жизни. Кипрское общение, казалось, было забыто. Атталь подумал, что слухи о «подвиге» группы тамплиеров и его самого в сарацинской деревне, давно разошедшиеся по лагерю, заставили благородного Жуанвиля избегать общения с участниками того события.

Может быть, это было и так, но, когда Жуанвиль увидел Атталя у осадных машин в компании королевского рыцаря Жоселина де Карно, он окликнул его приветливо и предложил провести вместе вечер на рождественской неделе.

– Я вижу вы, Атталь, постоянно здесь! – сказал Жуанвиль. – Замечал я, что вы, шевалье, не гнушались и камни таскать для дамбы. А многие сеньоры считают это дело грязным, недостойным.

– Это так, конечно. Ну что ж, пока сеньоры кидают кости, я надеюсь, что мои скромные усилия хоть как-то приближают нашу победу, – ответил Атталь. – А когда надо будет, я готов биться за дело Христа с мечом в руке.

Жуанвиль улыбнулся. Его бородка, усы и волосы, отпущенные, чтобы казаться значительнее и взрослее двадцати пяти лет, действительно делали шампанского сенешаля серьезной фигурой, умудренной опытом и войной. Бертран же отрезал отросшие волосы мечом и кое-как сам побрился ножом, поэтому имел вид нелепый и неопрятный.

– Вы усердны, Атталь.

– Скажите, Жуанвиль, сколько потомков знаете вы из своего рода, сколько из них ходили в крестовые походы?

– Дайте-ка вспомнить! Жоффруа III де Жуанвиль, участвовал с графом Генрихом Шампанским в походе Людовика VII. Жоффруа IV был с Филиппом Августом в Святой земле, где и скончался. Его сын, Жоффруа V, был с ним при его кончине и в той великой войне, что вел Ричард Львиное Сердце и наш король Филипп. Кстати, именно Ричард Английский за отвагу разрешил моему предку внести в наш родовой герб красного льва с герба английского королевства. В то время как другие крестоносцы брали Константинополь, Жоффруа V вновь отправился в Святую землю, где и скончался в замке Крак-де Шевалье. Это был мой дядя. А отец, Симон де Жуанвиль, бился с катарами, потом, вместе со своим двоюродным братом, королем Иерусалимским Жаном де Бриенном, сорок лет назад брал Дамиетту.

– Наверняка, Жуанвиль, вы еще рассказали лишь о самых-самых известных в вашем роду. Но и этого хватит, чтобы гордиться многим поколениям и после вас. А я же ничем похвастаться не могу. Отец и дед были людьми угрюмыми, нелюдимыми, ничего мне не рассказывали. Я даже не знаю историю моего родового герба – голова черного коня на красном поле. Что она означает? Поэтому судьба моего рода только в моих руках. Только я могу прославить Атталей!

– Вы верно подметили это. И правильно делаете.

На следующий день сам Жан де Жуанвиль был приглашен в палатку рыцаря из сирийского Тира Пьера д'Авалона, Жуанвиль пришел вместе со своими одиннадцатью рыцарями и Атталем. Стол оказался на редкость неплох – мясо, финики, вино, лепешки с сыром. Атталь сначала чувствовал себя немного неловко. По сути, он был таким же незнатным дворянином, как и рыцари самого сенешаля Жуанвиля, сирийский сеньор д'Авалон – из тех, чьи предки, бедные и незнатные, сами сделали себе имя в Святой земле. Но Атталь легко наплевал на все условности, даже удивившись собственному поведению. Он в свите графа д'Артуа – ему ли чувствовать в чем-то ущербность?!

Едва помолившись и принявшись за трапезу, рыцари услышали, как в лагере раздались крики и топот множества лошадей. Хозяин резко поднялся и откинул полог палатки. Сразу стало понятно – в лагерь прорвались сарацины. Конные арабы мчались по лагерю, опрокидывали палатки, убивали всех, кто попадался им под руку, стреляли из луков наугад по палаткам и шатрам, чтобы поразить находящихся внутри. Рейд был неожиданный. Сарацин едва насчитывалось сотня, но они устроили самый настоящий переполох, так как никто не ожидал нападения. Не забираясь глубоко в лагерь, чтобы не погибнуть, сарацины быстро повернули назад. Так как на обед к Пьеру д'Авалону все прибыли налегке, без оружия, то Жуанвиль и его рыцари побежали к своим палаткам, чтобы вооружиться, д'Авалон же сразу схватил меч, щит и, выбежав, оседлал стоящего рядом боевого коня. Быстрее всего из крестоносцев отреагировали на внезапное вторжение тамплиеры, наученные десятилетиями находиться в постоянной боеготовности и настороже. Рено де Вишье повел рыцарей в погоню. Атталь в ярости метался туда-сюда. Ведь его палатка и конь находилась очень далеко от места прорыва, а сарацины уже уходили. Жан де Жуанвиль, с одиннадцатью рыцарями живший неподалеку от д'Авалона, без доспехов, с одним оружием, уже спешили на выручку сирийскому сеньору. Преследовать сарацин начали и другие крестоносцы, Атталь же плюнул с досады. Он опять не смог выделиться! Отныне он решил всюду носить оружие и кольчугу, чтобы не